Редкий гость
Шрифт:
Расположились возле ручейка, презрев удобства мангальной зоны. Расстелили пару одеял, распотрошили сумки и пакеты со снедью, кухонными принадлежностями. Готовить подрядилась Иринка Парфёнова, оставив Славика нянчиться с сынишкой, помогать ей взялись Иринка же Кивилиди и Катя Никифорова, за Катей увязался Паша Герман, объявив, что женщин к мясу подпускать нельзя, а за дровами пойдут Вованы. Вовка Рыжий и Вовка Абдуллин тут же объяснили ему кто пойдёт, куда и с какой скоростью и дело решил коньяк, разлитый по рюмкам, выпитый, усвоенный: «Пошли, Вовка». Яков взял гитару, и гитара бренчала: «А на безекторе скакал зелёный чёртик…», — мягко перебирала: «Ой, пойду, пойду…» Свободные
Отдохнуть за городом собрались двадцать человек из всего выпуска-2150. Жизнь раскидала вчерашних студентов: кто мерил просторы Солнечной, кто пробовал на вкус чёрствый хлебушек колониста, кто готовил Платформу к Эдему, а кого и среди живых не сыщешь. Сейчас примерно половина собравшихся прибыла из командировок, примерно половина собиралась в командировку, и первая половина позволила себе заправиться спиртным, загадочно подмигивая второй: «Пробочку понюхаешь?..» Никто, впрочем, не безобразничал: «Вся страна, весь мир смотрит на вас, — говорили им с первых занятий и до сих пор, — Помните, кто вы». В ближайшее время всем — кому раньше, кому позже — придётся проходить медосмотры, сидеть в карантине перед стартом орбитального самолёта, и жестокая медкомиссия запросто могла отсеять любителя выпить. Относительно свободными могли считать себя разве что чета Парфёновых да Ираклий Цхилава, по весне ещё повредивший спину на горнолыжке, остальные перебрасывали мячик, принюхиваясь к ароматам, издаваемым походной кухней, три парочки улизнули в разные стороны, желая уединения, каковое было им предоставлено со всяческим пониманием.
Прошин растянул куртку на максимум — хватило укрыть Татьяночку и самому накрыться: солнышко солнышком, а в тени да возле родника ветерок протягивает… Так и сидели, прижавшись друг к другу, и локон волос возле Таниного ушка с красной каплей серёжки щекотал губы Ивана.
— Андрюшка прикольный, — сказала девушка.
Иван промычал что-то неразборчивое. Было тепло и уютно. Говорить не хотелось.
— Иринка сказала, будет до трёх лет сидеть, — с Андреем Вячеславовичем тетёшкались все девчонки и мальчонка регулярно орал, требуя мамкино внимание и сиську.
Мужчины, поздравив молодого отца, снисходительно поглядывали на этот своего рода ритуал и вся компания примеряла на себя жизненные обстоятельства Парфёновых, как бы спрашивая: «А что бы я сделал?»
— А Славик? — спросил Иван.
— Дальше Луны вроде обещали не посылать, — Таня вздохнула. — А там посмотрят. Может, в интернат сдадут.
Личная жизнь у космонавтов не складывалась. На словах Институт и Межкосмос радели за счастливые семьи тружеников межпланетных пространств. На деле…
Рук не хватало. Внеземелье словно омут неразрешимых противоречий затягивало людей, норовило утащить на дно, сковав по рукам и ногам очередным комом проблем. К звёздам уходили тысячи; возвращались единицы обессиленных, нередко искалеченных людей, не желавших уже ничего кроме покоя обеспеченной старости. Вот и сидели они, Иван да Татьяна, молчали о планах на совместное будущее, включавшее, помимо прочего, такой же розовый комочек в пелёнках, пусть и не говорили они о чём-то таком, но что-то такое подразумевалось.
А теперь пять лет разлуки. Жди меня, и я вернусь, да-да.
— Ничего нельзя было сказать? — спросила Таня.
— Что ему скажешь… — Прошин уставился на верхушки деревьев. — Надо, Ваня, и всё тут.
— Может, мне сходить? —
— Ага, и тебе найдут… командировочку.
— А тогда… нет, и это нет.
— Что?.. Ну, говори, — Иван погладил девушку по спине. — Ты не замёрзла, вообще?
— Нет, нормально. Я подумала… в Правилах пункт был, что семейные пары Межкосмос не разлучает.
— Да?!
— Что? Что ты на меня так смотришь?
— Ну… я не знаю… ну… может быть… И что?
— Да ждать долго. В загсе очередь, все дела.
— А. Ну да, — Прошин замялся, чувствуя, с одной стороны, облегчение, с другой… кажется, они что-то теряли. Сложно было всё. Неправильно.
Таня посмотрела на него с иронией, и ирония эта окончательно разделила их.
— Что? — в который уже раз спросил Иван, чувствуя себя без вины виноватым. — Что ты так смотришь?
Он вывернулся из-под куртки, вскочил, сыпанув в журчащую воду меленькую гальку вперемежку с землёй.
— Что, я, что ли, это путешествие выдумал?! — крикнул Прошин. — Иди к этому…
Даже сейчас у него духу не хватило придумать Мухину какой-нибудь неласковый эпитет.
— Иди объясни ему что-нибудь!.. Он же скажет ты учился столько, столько усилий на тебя потрачено…
Таня ни слова не сказала на Иванову тираду, всё так же сидела у бормочущей воды и вполоборота смотрела на Прошина. Иван осекся.
— Тань… Я…
— Да понятно, — девушка отвернулась.
— Таня…
Звуки, доносившиеся со стороны турбазы — выкрики игроков, удары мячика о землю, крики Андрюшки, отдельные разговоры — внезапно превратились в общий галдёж, достигли апогея и оборвались — тишиной, резко.
— Что-то случилось, — сказал Иван.
Таня улыбнулась в ответ — в глазах заиграли искорки:
— Ракопауки напали, — Прошин хохотнул в ответ и протянул руку, помогая зазнобушке подняться на маленький обрывчик.
«Ракопауками» оказались моложавый офицер полиции и два патрульных в лёгкой броне; пилот остался в коптере — белый с синими полосами кокпит виднелся из-за ограды турбазы. Бравые космены стояли теперь вокруг скатерти с салатиками и слушали старшего наряда.
— Я всё понимаю, — говорил офицер, обращаясь к Славику Парфёнову, — собрались отдохнуть, давно не виделись — святое дело. Но, ребята, мясо пожарить можно и в мангальной зоне — что, пожары давно не тушили? А нас в июле снимали в помощь пожарным, столько возгораний было по области. Кроме того, жалобы поступают от людей, что некая компания не соблюдает режим тишины после двадцати трёх часов. Вот совершенно не хочется возиться протокол составлять…
— Что случилось? — спросил Прошин Якова.
— Что, что… — гитарист цыкнул зубом, — нефиг было всю ночь ржать. По-любому та тётка с дитёнком накапала.
— А Вован?..
— Вована успокаивают, — отмахнулся Яков.
Рыжий Вовка отволок к «Циолковскому» грузовую платформу, по случаю удачного возвращения принял на грудь и в состоянии подшофе имел неприятную особенность видеть в окружающем одни препятствия и помехи, каковые надлежало устранять пудовым кулаком — раз махнёт и объясняй потом местным правоохранителям, что другого такого экзоператора во всей Солнечной не сыщешь… Но рядом с Рыжим стояла Анна — её никогда не называли Анкой или Анечкой — статная чернобровая девушка, единственный человек на всём свете, кого лучший экзоператор Солнечной не смел принять за препятствие. Один раз, на первом курсе ещё, попробовал — не ударил, замахнулся только так потом колени сшоркал вокруг женской общаги: цветы, конфеты — кое-как вымолил у гордой казачки прощение. Девушка обнимала парня, гладила по руке и Вовка стоял красный, молчал, слушал.