Редкий гость

Дерягин Анатолий

Под гомон девушек и уверения парней: «Мы больше не будем, простите нас, пожалуйста», — офицер закончил нотации, посмотрел, как притихшая компания перемещается на территорию турбазы, после чего полицейские сгрузились в винтокрыл. Космонавты поспешили заесть и запить всё произошедшее и жареное мясо с гарниром из помидоров-огурцов под армянский коньяк быстро успокоило разыгравшиеся страсти, так что даже Прошин с Татьяной забыли о своих невзгодах, тем более не вспоминали оставшуюся ночь и прощание поутру, невнятное, скомканное, прошло как пустая формальность.

Самое главное они решили накануне.

Дальний путь начинался в карантине Байконура. Ну, то есть, по возвращении с пикника

Прошин, Яков и Рута с Анатолием прошли освидетельствование в поликлинике Института. Потом был рейс Эйр Астана в Кзыл-орду, скоростной поезд до Байконура, резво пересекавший просторы Великой степи и последние тридцать километров проходивший по тоннелю под зоной отчуждения. Три с половиной тысячи километров за сутки с небольшим, но всё это в домашней, можно сказать, обстановке, когда на медосмотре милейший Вилен Иванович: «Всё хорошо, Ваня?.. А, ну, лёгкой дорожки, печать в регистратуре», — а в самолёте роскошный аэрофлотовский ужин и улыбка стюардессы — влюбиться и никуда не лететь, и Танечка только что рукой махнула, она здесь, недалеко совсем, родная, близкая, и поначалу за улыбки-переглядочки с симпатичными девушками печалит тоска. Огни городов за бортом; утренний аэропорт в Кзыл-орду; манты и горячий чай с лепёшками в буфете; Яков кормит овечку, заблудшую в аэропорт, позирует с животинкой делегации не то китайцев, не то японцев; звонок Татьяне: «Как ты?» — «Держусь…». Серебристые снаряды поезда, выжженная солнцем степь и хайтек-архитектура байконуровского вокзала (а кормят дорого и невкусно).

Дорога стелется, тысячи километров в дружной компании… рай на земле — у коня в седле.

Отдел кадров. Раньше космонавтов везли со Звёздного городка сразу в гостиницу, каждого знал директор Роскосмоса лично, сейчас же приходится махать паспортом, заверять электронной подписью документы… Эйчар долго разглядывал Прошина и тот вспомнил было про сорванную обсервацию, но нет, из отдела кадров отправили сразу на комиссию.

Тесные объятия медслужбы Байконура. Первичный осмотр: пальпация. Анализы. Санобработка… просто душ с ионизированной водой; серая одноразовая пижама, тапочки, одежду уничтожили. Можно запаковать и отправить по адресу — да некуда и незачем, опять же… Анализы — зелёный свет, хотя доктора делают замечания: много жирного ел. Симпатичная медсестра, доктора в белом — молодой парень, чернявый, улыбчивый и мощная тётка, жгучая брюнетка с короткими завитками волос. Опрос, самочувствие, осмотр. Вежливо, спокойно, никто не ругается, хоть и сказали: «Обсервацию вы просрочили, молодой человек, — Прошин собрался оправдываться, собрался… — Ничего страшного. Пара дней туда — пара дней сюда».

Вот влип.

Стандартные процедуры, настоящий конвейер, когда всё знакомо, всё на автомате, оставляют наедине с собой и волей-неволей начинаешь думать о предстоящем путешествии, и к посещению психолога беспокойство уже просто снедает.

Психолог — мужчина, что называется, в расцвете сил, белый халат на мускулатуре… не то чтобы по шву трещит, но уж очень облегает. Эдакая вот челюсть — ему ротой командовать: «У солдата выходной!.. Пуговицы в ряд!..» — короткая стрижка…

— Жалобы есть?

— Нет.

Доктор отвернулся от компьютера. В кабинете на стенах детские рисунки — ракеты, человечки в скафандрах, неумело, но с душой выполненный пейзаж (кстати, долина Грёз на Муроме, известнейшее место), человечки без скафандров, цветы… Кресло под посетителем мягкое, гораздо удобнее стульев в других кабинетах и в самом помещении полумрак, из полуоткрытого окна лёгонький ветерок шуршит ленточками жалюзи.

— А чьи рисунки? — спросил Иван.

— Дочки, — красивая улыбка. Мужественная. Нет, если крикнет:

«Вперёд!.. За Родину!..» — точно в атаку пойдёшь.

— Лететь не хочется?

— Нет, — врать тоже не хотелось.

— Понятно, — доктор вздохнул. — Знаешь, история обычно никого и ничему не учит, но если попробовать… все войны выигрывали солдаты, знавшие, почему и за что они идут в атаку… Что?

Иван спрятал улыбку:

— Нет, ничего. Я должен отдать свою жизнь ради блага всей Земли?

— Мм, нет, не об этом речь. Вряд ли на Земле прибавится блага, если ты отдашь свою жизнь, но ты должен решить, стоит ли отправляться в дальнюю дорогу. Я понимаю, что происходит, — то ли серые глаза доктора обладали гипнотическим свойством, то ли его тихая речь была причиной, но Прошин весь обратился в слух, — ты учился столько лет, серьёзные, по-настоящему авторитетные люди сказали тебе — надо лететь и своим авторитетом не оставили выбора. Но на самом деле выбор есть.

— Да ну?.. Я по жизни ничего другого и не знаю…

— А это тебе кажется, — психолог чуть заметно улыбнулся. — Ты с младых ногтей привык к определённой обстановке, профессия стала твоей второй кожей, это твоя зона комфорта. Но твои знания вполне позволяют устроиться в обычной гражданской фирме — Институт поддерживает контакты с десятками работодателей по стране, да что там по стране — в любой точке планеты тебя с удовольствием возьмут на должность и должность немаленькую. Вот, Джонсона вспомни.

— Да надо лететь… — промямлил Иван.

— Надо. Долг требует, — согласился доктор. — Но очень важно, чтобы доверенное тебе задание стало твоим личным делом. Твой сегодняшний настрой: «А, подавитесь…» — с гарантией убьёт тебя и твоих товарищей. Ваня, ты же с младых ногтей в космосе, вспомни — в чём суть работы космонавта?

— Ждать и догонять…

— Да. Правильно. Ты ждёшь. Время тянется, корабль ползёт по орбите, хочется убить время как муху, а потом…

— Потом время убивает тебя.

— Да. Поэтому ты должен решить, зачем ты делаешь это. Готов ли ты ждать и догонять. Стоит ли вообще начинать что-то. Я ставлю «годен» и даю тебе персональное задание: за десять дней в карантине ты должен решить готов ли ты, должен осознать, что и зачем ты делаешь. Решай и будь честен с самим собой, потому что от твоего решения зависят жизни множества людей на орбите и у далёких звёзд.

— А если нет? Прощай, Межкосмос?

— Да почему… — доктор поморщился. — Ты что же, не знаешь сколько в агентстве вакансий? Нормальные, деловые должности, да тебе не обязательно кандидатскую защищать — с руками и ногами оторвут хоть сюда, хоть на Свободный. А то, может, экзотики хочешь?.. Так вот тебе Вэньчан, вот тебе Канаверал… Позвони мне. Или подойди лично, но решение — прими. Раз и навсегда. Всё понял?

— Понял, — хотя подмывало ответить: «Так точно!..»

— Вот и молодец. Всё, отметку я поставил, иди к терапевту.

После медосмотра будущих пассажиров орбитального самолёта заселяют в кубрик на десять человек. Белые стены, кровати с белоснежными простынями, посередине стол в виде кляксы (белой), во всю стену окно со светофильтром, за окном аллея с ёлочками. Еду привозят в кубрик, врачи приходят сами, два раза в день. Сиди себе.

«Карантин — самая важная часть пути, — внушали им преподаватели. — Врачи могут поставить «годен», могут отстранить человека по медицинским показателям, но никто не сможет создать положительный настрой в коллективе людей, собравшихся в далёкое и опасное путешествие. Это ваше дело. Никого не оставляйте наедине с собой, общайтесь; как бы не был человек вам лично неприятен, ищите в нём положительные стороны. Начинайте с людей, симпатичных лично вам».