Редкостная Золушка
Шрифт:
— Тридцать семь, — ответил Павел, выруливая на светофоре направо.
На два года старше меня. А сестру так и вовсе на тринадцать лет. Да, большая разница.
— Так и куда мы едем? — спросила я, замечая за окном знакомые дома.
— Ко мне.
— А если я не хочу?
— Ничего страшного. Зато я хочу, — ответил Павел, поворачиваясь ко мне и улыбаясь.
Да, сегодня точно день дежа вю.
Особо
Нет, ну какой наглец, а. Хотя, ни эта ли черта мне в нем и приглянулась изначально.
Наглый, самоуверенный, беспринципный, несгибаемый, с совершенно отсутствующим чувством юмора…
Так и хотелось сказать: — Пашка, будь проще, и к тебе потянутся.
Хотя, сейчас только я все усложняла, высиживая на пассажирском сидении кроссовера эдакий колкий ответ на его "зато я хочу". Единственное, что пришло мне в голову, это — хотеть не вредно. Но, как известно, и на эту фразу уже давно был придуман ответ — вредно не хотеть.
По моему, проще надо быть мне. Перестать шлепать ярлыки на него, на себя, на эти отношения. Это всего лишь секс и мы оба согласились с таким распределением ролей.
Конечно, такая установка неплохо работала до сегодняшнего вечера, когда в наш "просто секс" не добавился довесок из ненужной мне информации о его той жизни, которая протекает за пределами его спальни, эээ, и душа, и стены с этими гребанными фотографиями…
Ой, все. Прекрати! — мысленно одернула себя.
В который раз убедилась, что во мне самый хитрожопый орган — это мозг.
Изворотливый донельзя думающий центр и на этот раз не подвел. Представил мне в перспективе сегодняшний вечер, который я могу провести в объятиях этого мужика или же в компании своей гордости в холодной постели.
Нет, так я не хочу. Гордо в одиночестве не хочу…
А, вот, допустим, если отсечь всю эту ненужность — бывшую "пятерочку", маму в роли Гузеевой, молчаливого отца, острую на язык сестру, то в сухом остатке и получается один Павел. А большего для секса мне и не надо. Так ведь…
Не знаю, кто из нас кого уговорил — я свой мозг, или мозг меня. Но после моего внутреннего монолога я пришла к полной гармонии.
Все-таки, я отнесла бы себя к категории людей, кто согласен с фразой — вредно не хотеть…
К Паше домой мы поехали не сразу. Сначала он решил сделать остановку возле большого супермаркета.
— В холодильнике шаром покати. Некогда было пополнить запасы, — сказал он, отвечая на мой вопрос — нафига мы тут.
Интересно, а в моем холодильнике что творится? В последний раз, когда хозяйка баловала его своим вниманием, был вечер понедельника. Помню, что достала из холодильника бутылку белого сухого, которая впоследствии придала мне смелости или глупости — это уж как посмотреть, чтобы написать Павлу то сообщение.
Да, прошло времени то всего ничего, а такое ощущение, что я знаю этого мужчину если не годы, то месяцы точно…
Павел вышел из машины, обошел ее
Моей душе было угодно белого сухого, клубники и взбитых сливок. Да, на них у меня были сегодня определенные планы.
Паша лишь изогнул бровь, когда металлический баллон ударился о дно продуктовой корзины. Ответила ему улыбкой до ушей, изображая, будто встряхиваю баллон и покрываю его этими самыми сливками.
Рассмеялся в голос. Даже оторопела. Разве такое вообще может произойти? Это мне пальчик покажи — я буду неделю ржать, не умолкая, а он нет. Разве что, если этот палец будет под слоем взбитых сливок, как оказалось.
Утолив все пожелания своей души, я не мешала Паше самостоятельно забивать корзину продуктами. Мне оставалось лишь ходить следом и удивляться тому, сколько же времени мужик может потратить на изучение состава консервы с желтой веселой кукурузой.
Когда мы, наконец, подошли к кассе, наша корзина была забита донельзя. Сверху, дабы не помялась, лежала клубника в одноразовом контейнере. Павел поставил корзину на черную ленту, которая медленно поехала в руки замученного прекрасной жизнью кассира.
— Прошу прощения, — Паша обогнул женщину, что успела подпереть нас сзади, загородив весь проход большой телегой. Подошел к предкассовой зоне. Вернулся через секунду, коронуя контейнер с клубникой особо тонкими презервативами.
Да, солнышки, это все для меня. Улыбнулась во все свои тридцать два зуба, замечая с каким лицом женщина на кассе пробивает клубнику, взбитые сливки, вино и, о да, особо тонкие, при этом окинув Павла оценивающим взглядом.
Ой, не могу, ну как мухи на мед… Хватит с меня и одной мухи на сегодня.
Павел взял оба набитых продуктами пакета в одну руку, во вторую мою ладонь, снова переплетая наши пальцы.
Путь до дома занял не более пяти минут. И вот уже знакомая арка, новостройка, детская площадка, и мужичок, выгуливающий свою облезлую собачонку на небольшом островке зелени.
— Давай поскорее, а то опять к нам в лифт подсядет, — сказала я Павлу, наблюдая, как он выуживает пакеты из машины.
— Не любишь собак? — спросил он, закрывая крышку багажника.
— Не люблю посторонних глаз и без разницы, на двух они ногах передвигаются или на четырех, — ответила, запахивая на себе его пиджак.
В этот раз лифт был полностью в нашем распоряжении. Как только дверцы кабины съехались, отсекая нас от остального мира, притянула Павла к себе за ворот водолазки и впилась поцелуем в его жесткие губы.
Сегодня как никогда хотелось навязать свои правила. Не знаю, было ли это послевкусие от недавней встречи с его бывшей…
Прикусила его нижнюю губу, упиваясь мужским тяжелым вздохом. Этакий своеобразный собственнический жест. Как я читала в одном модном журнале, что таким образом женщины "клеймят" своих "самцов".