Регрессия. Гори!
Шрифт:
– Давай. Покажу тебе красивый маршрут.
Мы пересекли мост, миновали свой отель и порт, где баснословно дорогие яхты ожидали лета, и отправились по набережной в сторону маячащих на горизонте огней. Пешая прогулка под шум прибоя вдоль рядов полупустых отелей вместе с бродящим в крови вином очень скоро вызвали во мне непреодолимую усталость. Еще бы – полицейский участок с утра, который сейчас казался чем-то далеким и ненастоящим, перелет и день на ногах. Даже человек, не потерявший свое прошлое в пелене подсознания и не провалявшийся неделю в коме, устал бы.
Иоганн подхватил меня на руки как пушинку, даже не дав времени одуматься или запротестовать, и вместе со мной опустился на каменный валун у самой кромки воды. Надо признать, что при своей худобе он оказался удивительно сильным.
Я сидела на коленях человека, которого должна была называть своим парнем, но пока не могла, обнимала его за шею, зарывшись носом в темные волосы, вдыхала сладкий аромат корицы и ощущала спокойствие. Успокоившееся к вечеру морю, словно оно тоже ушло на покой, напевало пенную колыбельную и открывало врата в царство Морфея. Звезды, щедро рассыпанные по южному небу, выглядывали из-за набегающих туч, складывались в причудливые узоры и рассказывали древние сказки, известные только им.
– Ты как? – шепотом поинтересовался Иоганн, поглаживая меня по голове. И от этих прикосновений тепло разливалось по всему телу. То ли вино на меня так действовало, то ли атмосфера, которую никогда не познаешь в большом городе, но я все больше проникалась к Иоганну не любовью, но привязанностью, теплотой, влечением.
– Нормально, – не нашла я ответа лучше.
– А более развернуто? – усмехнулся он, отстранившись, и заглянул мне в глаза.
Сейчас в его взгляде не было огня, всегда пугающего меня, не было самоуверенности и напыщенности. Пронзительными зелеными глазами на меня глядел простой парень, милый и застенчивый, немного неловкий. Именно этот парень, запутавшись рукой в моих волосах и чуть не оторвав бретельку платья, раскраснелся и приблизился настолько, что между нашими губами почти не осталось расстояния.
Совсем низко над головой загремел самолет, заходящий на посадку прямо над берегом, выхватив слепящими огнями из темноты две хрупкие фигуры, плотно прижавшиеся друг к другу. Ему вторил ночной прибой, который с шумом обрушил волну на валун, где мы сидели, намочив платье и обрызгав лицо. Поцелуй Иоганна слился с холодными каплями, приобретя сладко-соленый вкус. Он целовал меня сначала робко, словно впервые. Но я хорошо помнила это ощущение – оно уже было, не так романтично и, кажется, в шутку, но точно было. Значит, не врал он про нашу любовь, просто я все забыла…
Но в этот раз он вовсе не стремился останавливаться – только распаляясь и отрываясь на мгновение, чтобы отдышаться. Я почувствовала, как в душе что-то всколыхнулось, что-то новое и неизведанное внутри готово было вот-вот ответить и открыться навстречу его напору. Вдруг Иоганн дернулся, рывком отстранился, и в глазах его отразился панический ужас ребенка, увидевшего монстра. Он сбивчиво зашептал, не давая мне ничего сказать:
– Анна, умоляю, спаси меня! Это он, все он! Я ничего не могу! Он слишком силен! Умоляю – вспомни! Не поддавайся! Спаси меня! Спаси себя!
– Что, что? – В голове метались хаотичные образы, не позволявшие мне остановить их, рассмотреть и попытаться понять, что за бред несет мой парень, еще секунду назад поглощенный поцелуем. – От кого спасти? Кто он? Чему не поддаваться?
Но испуганный мальчишка исчез так же быстро, как и появился. Красивый и статный Иоганн с полыхающими огнем глазами снова оказался совсем близко, призывно маня в свои распахнутые объятия, словно в расставленные сети.
– Что это было? – повторила я вопрос.
– Просто видение, – пожал плечами он, будто стряхивая с себя это нелепое недоразумение.
– Видение? – теперь уже я отдалилась, безмолвно требуя объяснений.
– Да, видение. Париж, пятнадцатый век. Мы были с тобой вместе, сильный колдун и могущественная ведьма.
– Это ты рассказывал, я помню. От кого я должна тебя спасти?
– От инквизитора. – Иоганн криво ухмыльнулся. – Привязался к тебе один, пытался задурить голову, одурманить. Хотел влюбить в себя, чтобы добраться до меня, а потом сжечь нас обоих.
– И что же?
– Ему это удалось, – с вызовом взглянул на меня Иоганн, – ты поверила ему, влюбилась и предала меня.
– Я предала тебя? – Комок жалости к нему и ненависти к самой себе подступил к горлу.
– Да, с тех пор я часто переношусь к тому моменту, когда просил тебя не бросать, не уходить… Особенно в секунды счастья – не могу поверить, что ты, из плоти и крови, здесь, со мной… Ведь ты не предашь меня и в этот раз?
– Нет, конечно же, нет! Сможешь ответить только на один вопрос?
– Да, – он снисходительно усмехнулся, все еще не спуская меня с колен.
– Как звали этого инквизитора?
– Пьер.
Глава 8.
Я стояла перед зеркалом в полстены, в котором отражалась вся комната. Громадная двуспальная кровать с ярко-алым покрывалом, созданная для любовников, забывших обо всем на свете, в бликующем стекле выглядела искаженно, преувеличенно. Репродукции картин импрессионистов с двух сторон от нее только подчеркивали странность номера, который сразу приглянулся Иоганну и оттолкнул меня. Комната не ждала, что постояльцы будут в ней жить – ни огромных шкафов, способных вместить гардероб курортниц, желающих показать все лучшие наряды за одну неделю, ни чайника или хотя бы холодильника. Зато мягкий ковер с длинным ворсом, искусственный камин и набор бокалов слишком откровенно намекали на свое предназначение. Сплошная взлетная площадка для любви.
Ночная рубашка светло-голубого цвета, единственный предмет ночного гардероба, уложенный Иоганном в чемодан, была почти прозрачной, и моя бледная кожа, имея тот же оттенок, почти сливалась с нежной тканью, заставляя чувствовать себя полностью обнаженной. Макияж был смыт, и теперь я видела настоящую себя – с веснушками, ранними морщинками от активной мимики и пронзительными глазами.
Я расчесывала длинные, немного вьющиеся волосы, сбившиеся за день в колтуны, когда сзади подошел Иоганн. Раздетый по пояс, он обхватил меня руками и положил подбородок на мою голову, чуть ссутулившись. Его отражение смотрело на меня большими грустными глазами преданного пса, полного сожаления за свои проделки. Он чмокнул меня в макушку и глубоко вздохнул.