Реинкарнатор
Шрифт:
Жухрай подумал.
— Школа нормальная? — спросил он. — Не для блатных? А то ведь подгадите своему губернатору с благими намерениями!
— Не волнуйтесь, Иван Николаевич, — успокоил губернатора заместитель. — Четыре года не финансировалась, с учителями до сих пор не полностью расплатились. А что касается учеников… Детишки богатых сейчас в лицеях да частных гимназиях учатся. В пятидесятой школе таких нет, сам ездил проверять!
— На пятницу — совещание с директорами заводов! — приказал Жухрай и встал из кресла, чтобы спрятать листы с тезисами своей избирательной речи в сейф. — Кстати, а как наш конкурент? Чем он занимается?
— Агитирует помаленьку, — сообщил Куретайло, снова заглядывая в блокнот. — Вчера в Доме политпросвещения выступал перед студентами.
— Это чем же он студентов туда заманил? — поднял
— Группой «Белые негры», — сказал Куретайло. — Есть такая модная группка. Молодежь от нее дуреет. Сплошные децибелы и мат. А сегодня с утра поехал на термостатный завод, у него там главный инженер в приятелях ходит.
— Ладно, про рейтинги я тебя спрашивать не буду. — Жухрай встал и прошелся вдоль ровного ряда стульев. — Цифры считать — себе настроение портить. Трубный завод деньги перечислил?
— Наличкой дали, — сказал Куретайло. — Им так легче было. Сами знаете, какая у нас пока налоговая политика!
— Хорошо. — Губернатор подошел к окну и посмотрел вниз. В скверике напротив здания областной администрации у памятника классику русской литературы Льву Николаевичу Толстому топталась жиденькая толпа. У некоторых в руках белели плакаты, но что на них было написано, из-за расстояния невозможно было разобрать.
В одной из стоящих женщин Жухрай узнал заведующую городским отделом торговли. Это могло значить только одно — Валерий Яковлевич Брюсов сам не дремал и своим подчиненным не давал. Следовательно, на плакатах были начертаны очередные политические лозунги и призывы, которыми неугомонный мэр пытался уязвить своего политического противника. Скорее всего толпа опять требовала вернуть гражданам детские пособия, хотя, если судить по внешнему виду, дети собравшихся в сквере граждан уже приближались к пенсионному возрасту.
— И чего стоят? — с некоторым раздражением сказал Жухрай. — Сколько ни стой, денег все равно не будет! Попробовали бы они лет пятнадцать назад так стоять, давно бы уже по камерам парились!
— Демократия! — ядовито поддакнул заместитель.
— Ладно. — Жухрай вернулся в кресло, некоторое время бесцельно перебирал бумаги на столе. — Я тут отлучусь ненадолго, без меня повоюете. Будут сверху звонить, скажи, что к врачу поехал.
— Будет сделано. — Куретайло часто закивал головой, и по лицу его было видно, как близко он принимает к сердцу заботы губернатора о здоровье. Впрочем, Жухрай себя не обманывал. Игорю Дмитриевичу было прекрасно известно, к какому именно врачевателю отправлялся его начальник. Иван Николаевич Жухрай ехал к любовнице. Давно канули времена, когда измена супружескому ложу означала обязательное персональное дело для руководителя, который автоматически являлся членом партии. Молодой читатель с недоумением воспримет тот факт, что еще совсем недавно личная жизнь партийного человека могла подвергаться контролю и критике. Жены неверных мужей писали в партийную организацию гневные письма с требованиями примерно наказать разлучницу и вернуть блудного мужа в семью. Самое удивительное, что разлучниц и в самом деле наказывали, а нерадивых мужей, манкирующих выполнением своего прямого и обязательного супружеского долга, возвращали в лоно семьи. Иногда партийные собрания, посвященные моральным аспектам брака, превращались в нечто подобное сборищам каннибалов на каком-нибудь необитаемом островке. На развратника, дерзнувшего пренебречь обязанностями, которые накладывал на него брак, накидывались его менее отчаянные товарищи, которые с таким же, если не с большим вожделением смотрели Вслед красоткам в мини юбочках, но не решались на что-то более значительное вроде знакомства и приглашения предмета своей страсти на чашечку кофе в номере гостиницы или квартире своего холостого товарища. Накинувшись на нарушителя Морального кодекса строителя коммунизма, завистники грызли его со всех сторон, пока вместо цветущего и влюбленного мужчины не оставалась груда окровавленных лохмотьев и костей, слабо шепчущих слова ненужных уже оправданий. Эти мослы и вручали в торжественной обстановке обманутой супруге, продолжающей верить в возможность счастья. К счастью, подобные времена уже навсегда остались в прошлом. Ныне даже функционеры, пойманные с поличным в чужих постелях, уже удостаиваются не порицания и всеобщего осуждения, а сочувственных слов. Исключение составляют лишь те, кто дерзал проводить свободное от службы время в обществе
Ивану Николаевичу Жухраю можно было только посочувствовать. Его любовницей была Анна Леонидовна Брюсова, жена царицынского мэра. Да-да, жена его нынешнего политического противника. Честно говоря, весь этот руководящий адюльтер губернатору не особенно нравился. Тайные встречи начались в те давние времена, когда Иван Николаевич был рядовым инженером, а Анна Леонидовна — учеником продавца в Центральном гастрономе. За долгие годы Жухрай привык к Анне и, оставшись вдовцом, иногда уже даже подумывал о том, чтобы оформить с ней официальные отношения и тем самым снова утереть нос ненавистному сопернику. Правда, его смущало, что Брюсов мог обойти его на губернаторских выборах, и тогда его властная супруга могла сделать иной выбор, в котором места Ивану Николаевичу уже не было. Иван Николаевич даже не догадывался, что основной причиной, толкавшей Анну Леонидовну на измены, было несогласие супруги мэра с политическими взглядами мужа. Подозреваю, что сейчас читатель недоверчиво скривится и, покачивая головой, начнет возражать, что такого в жизни просто не бывает. Не буду спорить, дорогой читатель. Скажу только одно — плохо мы пока еще знаем наших женщин, не понимаем женской психологии, а хуже всего — не верим, что они могут иметь свои политические убеждения, которые защищают самыми разнообразными методами. Вплоть до измены.
Будь уверен, дорогой читатель, убеждения женщины еще сыграют свою роль в нашем повествовании.
Встречались они с Анной Леонидовной на квартире ее давней наперсницы и подруги. Шампанского им уже не требовалось, они жадно и грубо насыщались друг другом, вели неторопливые беседы на бытовые темы и расставались. Иван Николаевич возвращался к своим губернаторским обязанностям, а Анна Леонидовна возвращалась домой, чтобы с внезапно объявившейся энергией взяться за накопившиеся семейные дела.
Вот и сейчас, оказавшись в квартире вдвоем, они принялись неторопливо раздеваться. Приняв душ, они с той же неторопливостью и основательностью предались греховной и осуждаемой обществом любви. Анна Леонидовна слабо постанывала, Иван Николаевич нервно и сосредоточенно сопел. Глаз своих они не открывали. Да и что нового они могли бы увидеть в глазах партнера?
Наконец Иван Николаевич Жухрай лег на спину и, закинув руки за голову, посмотрел в потолок. Анна Леонидовна, свесив ноги с постели, села и принялась подкрашиваться. Жухрай смотрел на Анну Леонидовну и не мог понять, любит он ее или нет. Еще более ему были непонятны чувства, испытываемые любовницей.
— Аннушка, — мягко спросил Иван Николаевич, — ты меня любишь?
Анна Леонидовна недоуменно повернулась к нему, держа пудреницу в руке. В последние годы любовник подобных вопросов ей не задавал. Что это с ним? Расчувствовался на старости лет или на выборах боится проиграть?
— Странные вопросы ты, Ванечка, задаешь, — помедлив, ответила она. — Тебе бы эти вопросы лет двадцать назад задавать, а не сейчас.
— Нет, — с неожиданным и почти юношеским задором сказал Иван Николаевич. — Ты мне ответь, кого ты больше любишь — меня или мужа?
Анна Леонидовна подумала, глядясь в круглое зеркало пудреницы.
— Господи, — сказала она. — Как мужик ты, Ванечка, конечно, покрепче. Но Валера все-таки поласковей будет, понежней…
Она с лукавой усмешкой оглядела любовника, наклонилась, нежно чмокнула его в обозначившуюся с годами лысину и принялась неторопливо надевать лифчик.
— Что это с тобой? — спросила она. — Собрался уговаривать меня от мужа уйти? Поздно, Ванечка. Мне теперь о другом думать надо, Мишеньку воспитывать.
— Вместе и будем воспитывать, — неловко пробормотал Иван Николаевич.
Анна Леонидовна встала, натягивая платье на несколько располневшую, но все еще соблазнительную фигуру.
— Господи, — вздохнула она. — Да какие же из вас с Валерием воспитатели? Вы все в политике, вы народом рветесь руководить. На дом и семью у вас времени не остается. Так у Валерки хоть магазин имеется, а что ты будешь делать, Ванечка, если тебя из губернаторского кресла попрут?
— Ну, положим, какие-то сбережения и у меня имеются, — солидно сказал Иван Николаевич. — Да и слабо твоему Валерке у меня выиграть. За меня народ проголосует.