Шрифт:
Глава 1
Если у вас есть служебная машина черного цвета с тонированными стеклами, служебный кабинет и секретарша, если ваш возраст за пятьдесят и вместе с положением в обществе за годы вашей жизни вы приобрели солидное брюшко, которое старательно маскируете просторным пиджаком и не менее просторными брюками, тем более если вы ко всему этому имеете обширную лысину и носите очки в тонкой золотой оправе, а на груди вашей сине-бело-красными сполохами сверкает значок, значит, скорее всего вы представитель областной администрации. А если к тому же при встречах с вами такие же холеные чиновники подобострастно улыбаются и гнутся в поклонах, то можно вполне предположить, что вы не менее чем глава этой администрации.
Губернатор Царицынской области Иван Николаевич
Нажав на кнопку селектора, Иван Николаевич поинтересовался:
— Шурочка, Куретайло уже явился?
— У себя, — сказала секретарша, и Жухрай испытал легкое раздражение: ишь, барин, у себя он! Сам Жухрай до победы на губернаторских выборах ходил рядовым партийным функционером из корпуса «красных директоров», а именно: был он до выборов директором Царицынского рыбозавода, но вместе с тем — ярый демократ по убеждениям. Так сказать, свой среди чужих и чужой среди своих. По натуре он был человеком осторожным, а потому, оказавшись в губернаторском кресле, партбилет свой публично, как некоторые недоумки, уничтожать не стал, а спрятал его в первый том Полного собрания сочинений товарища Сталина, который еще отцом Жухрая поле XX съезда партии был задвинут во второй ряд книжных полок и заботливо укрыт от постороннего взгляда сочинениями Коптяевой и Анатолия Иванова. В работе своей Иван Николаевич придерживался принципов демократического централизма и потому проявлений барства и бюрократического чванства терпеть не мог.
— Вызови его ко мне, — приказал он секретарше. Его заместитель Игорь Дмитриевич Куретайло хищной щукой проскользнул в кабинет, демонстрируя губернатору свою готовность к продуктивной работе. В руках у него были блокнот и золотой «паркер». Сам Игорь Дмитриевич был высок, худ, старательно маскировал остатками когда-то черных волос обширную лысину, которая с каждым годом завоевывала на голове Куретайло все новые и новые высоты. Одет он был в хорошо сшитый костюм — не Карден, конечно, не Гуччи, но вполне смотрибельным был костюмчик, не иначе кто-то из предпринимателей с Куретайло этим костюмчиком расплатился, сам Игорь Дмитриевич никогда бы на подобную вещь не раскошелился. Прижимист был Куретайло, сколько Жухрай его помнил: даже когда в райкоме комсомола они вместе работали, Игорь Дмитриевич и там всегда норовил на халяву выпить. Потом, когда родимая партия по миру с протянутой рукой пошла, каждому пришлось свое место в жизни искать. Сам локтями народ расталкивать Куретайло опасался. В бизнесе такая инициатива зачастую смертельно наказуема. За ненужную инициативу вполне заказать могли. И Куретайло понял, что надо идти другой дорогой. Еще немного Игорь Дмитриевич без особого успеха помыкался в столице и несолоно хлебавши вернулся в родимый Царицын, Жухрая как раз губернатором выбрали, надо было свою команду набирать, вот и пригодился ему Куретайло, Жухрай его по прежней работе знал, а тут еще Игорь Дмитриевич в столицах пообтерся, с Бурбулисом вместе пил, с Коржаковым в сауне парился, Руцкого во время октябрьской заварушки в плен брал. Такие люди всегда сгодятся. По роду своей работы Куретайло в губернаторстве курировал средства массовой информации, культуру и народное образование, а в нагрузку ему Жухрай еще выделил религиозные и общественные объединения.
Сейчас, сидя у Жухрая в кабинете, Игорь Дмитриевич льстиво и вместе с тем независимо улыбался, только улыбочка у него выходила поганая — словно он превосходство свое показывал и презирал все, как гордый Демон из поэмы Михаила Юрьевича Лермонтова. Жухрай хмурым взглядом согнал улыбочку с лица заместителя, поинтересовался:
— Что
— В целом все нормально, — часто закивал головкой Куретайло. — Но вот «Городская правда» опять подкачала. Статеечку в ней тиснули о реконструкции Егланского маслосырзавода. Намекают, что некоторые областные руководители полученные кредиты, так сказать, экспроприировали и за бугор перевели.
— Конкретные фамилии называют? — нахмурился губернатор.
— У них одна фамилия на уме, — пригорюнился Куретайло, и по внешнему виду его и гадать не приходилось, чья фамилия в «Городской правде» прозвучала. Газетенка эта была органом мэрии, поэтому сразу было ясно, чьих рук дело и против кого именно гнусная статейка направлена.
— Брюсова работа, — сказал губернатор с сиплой ненавистью. — Вот гнус! Спит и видит себя в моем кресле! Что предпринял?
— Предупреждение газетке выписали через комитет, — безмятежно улыбнулся Куретайло.
— Что ж так откровенно? — недобро прищурился Жух-рай. — Теперь жалобы во все инстанции пойдут: мол, зажимаем критику, свободу печати душим!
— Да ей давно уже пора петлю на шею накинуть, — осклабился Куретайло. — Каждый квакает, что хочет и против кого хочет. Эра свободного кваканья, понимаешь! А насчет предупреждения, Иван Николаевич, вы не волнуйтесь. Я же не дурак, чтобы так откровенно и глупо подставляться. Они там фантастику братьев… этих… — Куретайло ловко заглянул в блокнот, — Стругацких перепечатали. «Жиды города Питера» называется фантастика. Вот за жидов мы газетке и врезали. Ишь, понимаешь, антисемитизм развели! Нет, чтобы достойно национальность указать — евреи, мол, в крайнем случае — иудеи, нет, они самое оскорбительное словечко использовали! Отсюда и до погромов рукой подать! Мы их и предупредили, пусть теперь утираются. Я приказал в «Царицынской нови» фельетончик небольшой тиснуть. «Черная сотня мэрии» называться будет. В завтрашнем номерочке и поместим. Так сказать, наш ответ Чемберлену, Иван Николаевич!
Жухрай встал из-за стола, заложил руки за спину и, выпукло обозначив животик, подошел к окну. Из окна был виден сквер и скамеечки, на которых совещались пенсионеры, второй день пикетирующие областную администрацию. Плакаты грудой лежали на одной из скамей. Длинный худой мужчина, совсем не похожий на агитатора-главаря, что-то объяснял пикетчикам, размахивая руками. Настроение у губернатора испортилось еще больше.
— Брюсов… — Он досадливо поморщился. — С ним надо что-то делать. Он нам все карты портит, этот гаденыш!
Валерий Яковлевич Брюсов был вечным соперником Жухрая. И в конце восьмидесятых их пути переплетались не раз. Однако в те времена партия была еще крепка, а мудрое партийное руководство до прямых конфронтации дело не доводило, улаживало конфликт необходимыми назначениями еще в самой начальной стадии. Теперь же, с приходом демократии, прежняя война между Жухраем и Брюсовым вспыхнула с новой силой. Новые времена — новые веяния. Гасить конфликт никто даже и не пытался, а вот скандальных дровишек в разгорающийся костерчик вражды каждый по возможности подкидывал. Особенно в последнее время, когда встал вопрос об очередных выборах на пост губернатора Царицынской области. Естественно, что Жухраю на этом посту хотелось остаться, а Брюсов с такой же настойчивостью губернаторское кресло желал занять.
Идеологическая передовая располагалась в средствах массовой информации. Линией фронта были тиражи губернаторской «Царицынской нови» и «Городской правды», которая являлось рупором мэрии. Журналисты в обеих редакциях были истинными виртуозами и акулами пера, закаленными в боях за построение развитого социалистического общества. С таким же усердием они сейчас поддерживали либерально-демократические реформы. Информационную войну журналисты обеих газет вели по всем правилам военного искусства. Происходили здесь свои битвы, обходные маневры, окружения, разведывательные операции и бомбежки. Иногда возникали идеологические перемирия, которые, впрочем, никогда не доходили до братаний. В этой войне были свои герои, но случались и свои предатели и перебежчики. Чаще всего информационная война велась партизанскими методами: идеологические диверсии, к которым прибегали обе стороны, преследовали одну цель — пустить под откос бронепоезд соперника.