Река Хронос Том 2. Заповедник для академиков. Купидон. Младенец Фрей
Шрифт:
– А пальчики привезли?
Ответила мадам, а доктор Юханссен слушал ее вполуха и приглядывался к Ильичу.
– Похож, – сказал он наконец, – состарился, но тем не менее похож на иконографический материал. Но мы и тут вас испытаем.
– Меня не следует испытывать, – обиделся Ильич. – Ты так ему и скажи, Андрюша. Меня сама жизнь испытывала, меня враги испытывали, а также ренегаты из партии.
– Понял, – ответил Юханссен. – Совершенно с вами согласен. Но и вы должны признать, что сложилась совершенно невероятная и даже парадоксальная
– Я ничего не стану утверждать, – ответил Ильич. – Надеюсь, вам известен принцип презумпции невиновности? Так что вам самому придется доказывать, что я самозванец. Но учтите, что мои товарищи уже верят мне.
– Но физические законы против вас, господин Иванов!
– А что вы знаете о физических законах? – уверенно возразил Ильич, словно давно уже внутренне отрепетировал ответы. – Мы их изменяем все последние годы. Суть прогресса заключается именно в том, чтобы доказать, что незыблемых законов не существует.
– Есть пределы! – воскликнул Юханссен. – Есть же разумные пределы!
– Когда в ноябре 1917 года мы устроили революцию, – возразил Ильич, – нам никто не верил. Меня именовали кремлевским мечтателем. И что же – моя держава все еще существует.
– Вряд ли это сегодня ваша держава! – нашелся Юханссен. – Россия строится на отрицании коммунизма, который, кстати, рухнул и во всей Восточной Европе.
– Не играйте словами! – возмутился Ильич. – Это временное тактическое отступление, не больше того. Для того, кстати, мы и оставляли у вас некие ценности, чтобы в случае трудностей предусмотренного вами характера с их помощью повернуть ход истории.
– Для того чтобы повернуть ход истории, – улыбнулся Мистер-Твистер, – потребуется куда больше средств, чем мы можем вам предложить.
– Не вам судить, – отрезал Ильич. – Надеюсь, вы не заглядывали в шкатулку?
– А как мы можем заглянуть, если ключа нам никто не давал?
– А без ключа как вы могли узнать, много там средств или недостаточно? – Ильич уткнул перст в тугую грудь Мистера-Твистера.
– В шкатулке такого размера и веса, – сказал главный бухгалтер, который до того стоял молча и совершенно неподвижно, – не может уместиться крупное состояние.
– А мы посмотрим! – воскликнула тут госпожа Парвус, которая помнила о своих процентах. – Мы посмотрим сами, что там лежит!
– Они наивно полагают, – сказал Ильич Андрею по-русски, – что мы со Свердловым стали бы пачкаться ради нескольких тысяч долларов.
– Разумеется, – не удержался Андрей и показал, что информирован лучше, чем от него ожидали. – Если учесть, чьи это драгоценности.
– А чьи? – удивился Ильич, словно ему никто не сказал об этом.
Впрочем, не исключено, что он не знает правды. Ну и пусть не знает.
– Государственные, – уклонился от ответа Андрей.
Бухгалтер
В очередном помещении, аскетичном, как анатомический театр, их поджидали две молчаливые женщины, не знавшие личной жизни и радостей материнства.
Они усадили Ильича на жесткий табурет лицом к компьютеру. Экран был черно-зеленым, на нем вспыхивала надпись «FUCK». К счастью, Фрей не был до такой степени обучен английскому, а мадам думала о другом.
Ильич положил ладонь правой руки на матовое стекло.
Под указательным пальцем вспыхнула лампочка.
На экране появилось графическое изображение подушечки указательного пальца.
Все смотрели на экран. В комнате царило глухое тревожное молчание.
Изображение было негативным – белым на черно-зеленом фоне. Затем сбоку на экран въехало еще одно изображение подушечки. Черное.
Андрей догадался, что видит оригинал – отпечаток пальца вождя, сделанный в 1918 году.
Отпечаток поехал к центру экрана и начал совмещаться с белым отпечатком.
Ильич закашлялся, дрожь передалась изображению пальца, и подушечка на экране вздрогнула.
Одна из женщин прикрикнула на вождя по-шведски.
– Я же нечаянно, – сказал Ильич виноватым голосом.
Андрей не стал переводить.
Наконец два отпечатка окончательно совместились, и женщины принялись искать в них различия. Впрочем, они были не одиноки, так же смотрели, но без измерительных приборов, и все остальные.
Затем все повторилось с другим пальцем. Всего, как оказалось, следовало изучить четыре пальца.
Андрею было понятно, что Ильич победил. Конечно же, отпечатки совпадали, и если были различия, то только в малых деталях. Но женщинам был противен столь дилетантский подход к серьезной проблеме. Они удалились в дальний угол комнаты и принялись возиться с отпечатками.
Мистер-Твистер Юханссен занимал гостей разговорами совершенно дикого свойства. Его интересовало, какая в Москве погода и как гостям представляется погода в Стокгольме – не правда ли, она сильно изменилась к худшему за последние десять лет?
Бухгалтер кивал, но так, словно не соглашался.
Никто ни слова не говорил об отпечатках и дальнейших действиях. Андрей пытался понять, последний ли шаг к шкатулке они сейчас совершают, или им скажут, что теперь, после процедуры сравнения отпечатков, они должны будут выехать в город Мальме, где живет столетний ветеран социал-демократической партии, который знает, где зарыта коробочка. Наконец одна из женщин поднялась и протянула Мистеру-Твистеру лист с выводами их небольшой комиссии. Она стала объяснять свою точку зрения, а вторая женщина все кивала и выражала единодушие.