Река Вечности
Шрифт:
Дракон посмотрел на Эвмена и добавил:
– Власть этой династии прервали дети Реки, фараон Сети. Однако после перерыва в столетие записи возобновились. И продолжались от Ахирама Великого до царя Эли-Улая.
Эвмен пошёл вокруг обелиска, всматриваясь в письмена. Остановился у северной стороны.
– Здесь всего один ряд знаков.
– Зрение не подвело господина, – кивнул раб, – здесь написано: "Я, царь Йаххурим, родил Шинбаала царствовать". И все.
– Это значит...
– Именно так. Благодаря этому обелиску мы можем знать, куда нас занесло. Во времена, когда Горсиантеф жив и здравствует. Он – правая рука фараона Менхеперры. Господин слышал о нём?
– Нет, – честно сознался Эвмен, – сказать по правде, о Египте я знаю только то, что писал Геродот...
Дракон покачал головой.
– Сей муж повествовал о более поздних временах. И в рассказе его много небылиц.
– Ты и его читал? – удивился Эвмен.
– Нет, но слышал кое-что от знатоков его "Истории". Господин забывает, что предыдущий хозяин своего недостойного раба не в каменоломнях содержал.
– Ты же был его помощником в торговых делах, при чём здесь знатоки сочинений Геродота?
– В торговых делах иногда пересекаются люди разных занятий, – улыбнулся Дракон, в эту минуту ставший особенно похожим на змея.
Эвмен поморщился.
– Ладно, отвлеклись. Так что ты знаешь об этом Менхеперре?
– На моей родине, до сих пор в знатных семьях детям рассказывают о нём, хотя и минуло двенадцать веков.
– Чем же он так знаменит?
– Менхеперра совершил семнадцать походов в земли Ханаана, Сирии и Мидии, не потерпел ни одного поражения, ни разу не отступил. Он рассеивал воинства врага, десятикратно превосходящие его числом, создал могучее царство, которое соседи боялись даже спустя столетие после его смерти. Потому и помнят о нём. В наших летописях сказано: "Не осталось ни клочка земли, который бы не ограбил Менхеперра".
От внимания Эвмена не укрылась оговорка финикийца: "в знатных семьях", однако сейчас его заботили вещи куда более важные, нежели интригующая осведомлённость раба-секретаря в вопросах древней истории.
Великий полководец. Никем не побеждённый...
Прищурившись, Эвмен снова взглянул на острую, ослепительно сияющую в лучах Гелиоса вершину обелиска. На мгновение показалось, что над головой прошелестели огромные крылья, а через мгновение небритой щеки коснулось что-то невесомое, скользнуло вниз. Кардиец покосился себе на грудь: к хитону прилепилось пёрышко. Обычное белое пёрышко...
Два дня пролетели, как один миг. В делах и заботах Эвмен ни разу не присел передохнуть, и уж точно ему не довелось больше простаивать в задумчивости у подножия камня, коему боги присудили стать беспристрастным свидетелем вечности.
Шинбаала больше не допрашивали. Стратеги долго беседовали с Драконом, финикийскими триерархами во главе с Адар-Мелеком, с местными жрецами. С их помощью в головах македонян сформировалась довольно подробная и внушительная картина этого нового старого мира. Настолько внушительная, что Гефестион в тот же вечер нажрался до совершенно скотского состояния, а Парменион опустил руки, не имея ни малейшего понятия, что же ему теперь следует предпринять. Впервые в жизни он, сам себе удивляясь, твердил, как заведённый:
– Александр... Надо ждать Александра...
Наконец, выведенный своим менее впечатлительным сыном из краткого постыдного оцепенения, старый полководец полностью погрузился в дела поддержания и укрепления дисциплины перепуганного войска. Он вернулся в лагерь возле Старого Тира и своим громоподобным рыком, не гнушаясь и кулаком, приводил в чувство малодушных. Их стремительно возраставшее число чудом удалось удержать на зыбкой грани, за которой уже никакие увещевания, никакие казни, не спасли бы войско от неминуемой катастрофы.
К концу пятого дня после События, Эвмен доковылял по постели, еле волоча ноги и моментально уснул. Однако сон не принёс долгожданного отдохновения. В царстве Морфея кардийца преследовали бесчисленные, донельзя странные образы. Он видел двух воинов, в полном облачении необычного вида. Прикрывшись щитами и потрясая копьями, они кружились один вокруг другого у подножия крепостных стен незнакомого, но явно очень большого города. Все вокруг в странной дымке. Неразличимы лица, не слышны звуки. Крылатая тень на стене. Он обернулся, но никого не увидел. Вязкая чернота подступила вплотную, обволокла его разум и утянула в бездну, где больше не было снов. До самого утра.
А на рассвете в Ушу примчался гонец на взмыленной лошади, пьяный без вина и сияющий от счастья. Он выкрикнул одно имя и свалился без чувств.
Через три часа в коридор, образованный вопящими от восторга воинами, прибежавшими к восточным воротам Града-на-берегу, горделиво вышагивая, вступил Букефал, за которым бесконечной змеёй тянулась колонна гетайров и гипаспистов. Александр вернулся.
7. Откровение
Отряд колесниц, ведомый Тутимосе, вступал на Пепельную Пустошь. Хранители и лучники выстроились перед Величайшим. Судя по всему, Нейти-Иуни не понесли потерь, как и прикрывавшие их Хранители. Зато колесницы... От семи десятков хевити осталось не больше половины. Некоторые, незначительно пострадавшие при опрокидывании, наскоро ремонтировались. К иным подводили новых коней, взамен выбитых. Тараны потеряли почти все. От двух сотен лёгких осталось и вовсе менее трети. Только массивные хтори не понесли потерь.
Думать о том, сколько погибло лучших в Священной Земле возниц и колесничих, а иных в воинство Торжествующей Маат не отбирали, не хотелось вовсе. Разбросанные в беспорядке по всему полю тела нечестивых акайвашта утешали мало.
Аменемхеб, колесница которого шла рядом, заметив, что Менхеперра мрачен, поспешил обратить внимание Величайшего на то, что за каждого колесничего пираты и их наёмники заплатили пятью, и то и десятком своих воинов.
– Не меньше тысячи нечестивцев останутся здесь навсегда. Кроме того, Ранефер захватил три сотни пленных, – подвёл итог пожилой предводитель Воинства Амена Сокровенного.