Река Вечности
Шрифт:
– Скорее всего, мы уже никогда не увидим родины, отцов и матерей. Не обнимем своих детей. Для них мы мертвы. Но даже не это страшно. Двенадцать столетий... – взгляд царя коснулся Каллисфена, – весьма вероятно, что не родились мои предки, Ахилл и Геракл. Ахейцы не помышляют о войне против крепкостенной Трои.
Большинство присутствующих прятали глаза, переживая, каждый про себя, общую, но такую личную трагедию. Многие, за дни, прошедшие с момента События, уже успели смириться, и вот теперь царь растеребил рану. Некоторые только сейчас в полной мере осознавали, что произошло.
Царь
"Баал-Хамон всемогущ! Только тронь нас, нечестивец, и узнаешь, что ты – лишь червь!"
Им свернули шеи. Дождь из серы на голову святотатца проливаться не спешил.
Египтяне вели себя не столь высокомерно, не разбрасывались пустыми угрозами, но тоже стояли на своём:
"Воля Триединого и Владычицы Истин. Никто из смертных не в силах противиться".
Никто не в силах... Жрецы не были способны на чудо. Как и Аристандр.
"Смирись".
Друзья и ближайшие военачальники с опаской смотрели на царя, но знакомого белого пламени в его глазах не появлялось. Александр был внешне спокоен, собран, деятелен.
Несколько дней пролетели в беспрерывных совещаниях со стратегами.
В деталях разбиралось сражение на пустоши, бой с кораблями египтян, схватка в порту Ушу. Александр жадно, как губка, впитывал все сведения о новом противнике.
– Смотри, царь, – говорил Ликон, начальник критских лучников, показывая Александру египетскую стрелу, – тростинка, древко втрое легче деревянного. Не нужно много усилий тратить, чтобы спрямить его. При этом оно не коробится от влаги. В полёте стрелу не закрутит, потому египтяне не используют большое оперение. Стрела летит дальше и точнее. Наконечник тяжелее наших, щиты пробивает навылет. И луки их помощнее будут, при этом выбираются легко, до плеча, не до груди. Самолично опробовал те, что захватили. Луком у них чуть ли не каждый воин вооружён...
– Они, Александр, – рассказывал Неарх, – избегали столкновений. Пытались уклоняться и жечь нас стрелами, снабжёнными каким-то горючим составом. Не просто сера и смола, как у нас. Что-то другое. Тушить гораздо тяжелее. Если бы в проливе места побольше, мы, наверное, даже бы приблизиться к ним не смогли. Они, видать, как скифы воюют, стреляют да отходят. А бьют много точнее, хотя и не так далеко, как мы. Я рассмотрел, у них в машинах не волосяные канаты. Гибкая бронза. Не отсыревает и не сбивает прицел.
– Мужи все рослые, мощные, – вспоминал Птолемей, – и не мудрено – вон, сколько бронзы на себе таскают. Строй держать умеют, но не слишком им дорожат, когда атакуют, вся их фаланга сразу рассыпается. Но бьются, как "бессмертные" Дария, будто в каждом по Аяксу сидит. Пока одного такого завалишь, семь потов сойдёт. Персы, сам знаешь, в единоборстве сильны. Если бы им такую броню, как у этих египтян, мы бы с ними долго возились. Мечи ещё у варваров жутковатые. Щиты крушат в лёгкую, а тупятся еле-еле. Сам посмотри. Вдвое тяжелее наших, махать устанешь. Верно говорили, в старые времена не люди – титаны были.
Александр слушал, внимал, мрачнел. Он не обманулся
Эвмен, раскрывая одну за другой восковые таблички, бесстрастно докладывал о состоянии дел. Количество воинов, гребцов, слуг, ремесленников и прочего люда прибившегося к армии. Число кораблей, лошадей. Запас продовольствия. Казна.
– Н-да... – только и смог вымолвить Парменион.
Александр посмотрел на него, потом встретился с озабоченными взглядами Гефестиона и Птолемея. Почти сто тысяч человек, из которых воинов менее половины, нужно чем-то кормить. Каждый день. Подвоза продовольствия из городов, оставшихся за спиной, больше не будет. Сидон, Библ и Арад слыхом не слыхивали про Александра.
Не будет новых воинов из Македонии и с мыса Тенар [120] . Четыре тысячи наёмников, которые прибыли в лагерь всего за несколько дней до События – последние эллины, пополнившие войско. Потери не восполнить.
120
На мысе Тенар в южной оконечности полуострова Пелопоннес располагался постоянный лагерь эллинских наёмников. Здесь за короткое время можно было навербовать целую армию, чем и пользовались цари, тираны и полководцы. Число обедневших греков, вынужденных зарабатывать войной, неуклонно возрастало.
На юге – грозный противник, это уже понятно всем. А на севере, востоке?
– Там царство хеттов. Оно расположено там же, где в нашем мире Каппадокия, – сказал Адар-Мелек, – ещё, припоминаю, было обширное царство Ханигальбад [121] , где-то на месте Мидии. Оба – давние соперники Страны Реки.
– Насколько они сильны?
– Наверное, сильные. Фараоны много воевали с ними. Прости, царь, я мало знаю об этом. О столь древних временах больше знал Энил.
121
Ханигальбад – другое название царства Митанни.
Царь задал ещё несколько вопросов, но ответы финикийцев его не удовлетворили. Он узнал, что летописи "пурпурных" повествуют о временах фараона Менхеперры, но из присутствующих их мало кто читал. Угодившие в одну лодку с македонянами высокородные хананеи, в юности, когда наставники и воспитатели внушали им почтение к деяниям предков, не слишком утруждали себя запоминанием жизнеописаний царей, кости которых давно рассыпались в прах. Зачем им, купцам, каждый из которых немножко воин и воинам, каждый из которых в большей степени купец, помнить содержание присыпанных пылью веков клинописных табличек? Более-менее внятно они могли рассказать о временах падения Ашшура, но не ранее.