Река Вечности
Шрифт:
Ранен стрелою в плечо, что гоплон просквозила и тело.
Тучегонитель всесущий, приметив его, надоумил,
Накосо щит меднокованный дабы подставил он стрелам.
Видя: увязла стрела, отскочила со звоном иная,
Зевсу воздавши хвалу, закричал Теримах щитоносцам,
Чтобы держали щиты, как и он, пригибаясь немного,
Голову, сердце и печень тогда сохранят, к досаде Таната.
Видит стратег египтян – догадались от стрел защититься,
И протрубил на фалангу свои колесницы направить.
Мчались четвёрки коней долгогривых, подобны триерам.
Вновь колесничие стрелы разят щитоносцев нещадно:
Варварам, видно, помог Светозарный – божественный лучник.
Уж различимы мечи за два локтя по каждому краю таранов
Крепко прикованы... Быстро они донеслись до фаланги.
Врежутся – много за миг соберёт серебра Перевозчик.
Сильномогучий рванул Теримах колесницам навстречу,
Меч перепрыгнул, и, стрелы щитом отражая, ударил
Верным копьём в круп коня колесницы, где бронза потоньше,
Только подранил, но дюжину спас щитоносцев отважно,
Ибо возница тотчас отвернул, да помчался обратно.
Много упряжек, однако, с разгона, ворвались в фалангу,
Жатву Таната мгновенно утроив тараном с мечами,
Копья скользили, ломались о бронзу коней, не вредя им.
Дюжины две колесниц прорвались, и ударили задних,
Многие пали, как рожь под крестьянским серпом за мгновенье.
Варвары спешились, взявши щиты и тяжёлые копья.
К ближней рванул Теримах и десяток товарищей следом,
Семеро пали от стрел, а троих поразил колесничий,
Пирр же тогда обошёл его сбоку, копьём упокоив.
Дроты возницы разили без промаха, многих повергнув.
Вот и вдвоём Теримах с Полидором остались.
Лучнику в горло Медведь запускает копьё, словно дротик,
Рыжий, подобный Гераклу, мечом повергает возницу,
Так захватили они колесницу чудную, да с пленным,
Много врагов положив, древним героям подобны!
– О-о-о! – восхитились воины, – да ты Гомер, милетянин!
– Тьфу-ты... – отвернулся Медведь, – вот уж язык без костей...
– Для Гомера хиловат пока, – хмыкнул Кен, – ритм хромает местами.
– Командир, ты стал разбираться в поэзии? – заломил бровь один из педзетайров.
В дверях возник человек. Тяжело дыша, обвёл собравшихся мутным взглядом. Заметил таксиарха.
– Кен, насилу нашёл тебя! Царь зовёт!
Стратег поднялся и вышел вместе с посланником. Теримах тоже встал.
– И я пойду. Парни дораскажут остальное.
– Куда ты?
– К нашим палаткам. Вдруг, чего важного скажут. Видать, царь совет стратегов созывает.
Он удалился.
– Ишь ты, важное ему скажут, – хохотнул один из педзетайров, – прямо вот так царь зайдёт, по плечу хлопнет: "Хочу тебе, Теримах, важное сказать".
– Может и зайдёт, – серьёзно сказал старый, посеребрённый сединой ветеран, свидетель филиппова возвышения, – резво рыжий крыльями машет, высоко взлетит.
– Лоха-аг... – протянул с ноткой зависти в голосе другой воин.
9. Не может дружбы быть меж львом и человеком?
После переговоров, проведённых Верховным Хранителем, Мегиддо сдался на второй день, чего не ожидал никто. Город и воинства, запертые в его стенах, преклонили головы пред Двойной Короной всего через шесть дней после великой битвы – в двадцать пятый день Ре-Нут-Тет двадцать третьего года Менхеперра.
Строй Хранителей и Храбрейших приветил песнью серебряных труб выходящих воинов Нахарина – сыны Та-Кем умели ценить достойного противника. Тем не менее, враг, даже поверженный, оставался врагом. Митаннийцы шли со своими знамёнами. Воины, которым из всей брони оставили только шлемы, потрясали мечами и топорами, и выкрикивали нечто воинственное. Несколько военачальников и высокородных выехали на колесницах.
Но копья, щиты, дроты, почти все луки, не скрывая ненависти, сыны Нахарина бросали под ноги победителей. Понурив головы, навстречу восьми тысячам, скрывшимся в городе, брели ещё тысяч пять их соплеменников, которым повезло гораздо меньше. Их угораздило оказаться на правом фланге прорыва Воинства Маат, после чего они попытались уйти на старую зефтийскую дорогу. Часть колесниц и кочевников преследовали их, а впереди бегущих встретило войско Тунипа. Узнав о пленении царя и его присяге Величайшему, они вначале побежали, но решили вернутся, выказав покорность. И успели-таки послужить Владыке Венцов – отборные, но измождённые боем и бегством воины Нахарина сдались, будучи запертыми в узком ущелье.
Эти, просидев пять дней связанными или в колодках, едва ковыляли. Вовсе без оружия – с них сняли все до медной бляхи. Остатки двадцатитысячного воинства Паршататарны уходили по дороге Тамашка, а ещё пять тысяч навсегда остались в земле Долины Врат.
В направлении шатра Величайшего выехали три колесницы и пара крытых повозок, сопровождавших молодого наследника Шаттивасу, третьего сына Паршататарны, "грозного именем, льва степей". Судя по всему, в отличие от погибшего в долине старшего брата, набальзамированное тело которого уезжало вместе с уходящим разгромленным войском, скромностью Шаттиваса не отличался. Он даже в роли заложника не желал расставаться с охраной, прислугой, наложницами и дорогой утварью. Ну да Апоп с ним – в Хазету князь пробудет недолго, зато от уплаты золота царь Нахарина не отвертится. И воины нескоро оправятся от страха, ран и позора, несмотря на всю торжественность их ухода.
Воины Халепа, зная, что их царь приглашён в шатёр фараона для заключения союза, стояли при оружии и потешались над позором митаннийцев и, особенно, войск Кадеша. С теми и другими у войска Града-на-скале накопились свои счёты, а Тутимосе нужна была надёжная опора у границ Страны Рек, и вечная угроза ослабевшему Кадешу.
Несколько тысяч воинов Баалшур Сипиша, сбежавшего из Мегиддо в ночь перед сдачей, разоружали и обыскивали. Затем, связывали сначала попарно, а после ещё раз – весь строй одной толстой верёвкой. За шеи, как баранов. В кучу сбивались заложники, оставленные царями мелких городов фенех, которым, помимо зарока верности, надлежало заплатить выкуп. От оного освободили Берити, из воинов которого тщательно отобрали гребцов и воинов царских ладей, посулив немалую плату за найм.