Река времен. Портной
Шрифт:
Но сидеть без дела Нюся не привыкла. Пообвыкнув с полгодика, из газет она узнала про курсы французской кухни. С разрешения батюшки стала посещать их. Это были не просто кулинарные курсы. Попутно там обучали и правилам хорошего тона, культурным манерам. Там же, на этих курсах у Нюси завелись новые знакомства с городскими барышнями и дамами. Люди это были все достойные, культурные, с положением, не последние в Екатеринодаре.
Постепенно однообразная рутинная жизнь начинала обрастать своими устоями, семейными обычаями. Большой радостью было, когда в гости к ним наведывался дядя Николай с домочадцами, или они с Андреем Нилычем ходили к ним. Но это бывало не так часто, как хотелось бы Нюсе. В основном по престольным праздникам. Но самой большой радостью для Нюси стали поездки домой. И хоть такие поездки тоже были не частыми – батюшка Феофил отпускал ее только на дни рождения родственников, да и то ненадолго – дня на два, три. Но ради этих поездок можно было со многим смириться.
Там, в Романовском она чувствовала себя вольной птицей. Летом они ходили купаться с Настей и подружками на Кубань. Ходила в гости к подругам, к родственникам. Только на посиделки, где собирались девчата и парни, дорога ей теперь была заказана. Ходила Настя, а после они ночи напролет разговаривали. Та по просьбе Нюси по нескольку раз пересказывала все новости и про гимназию, и про все, что произошло без нее на хуторе. Нюся боялась признаться даже самой себе, но более всего ее интересовало, конечно, все, что было связано с Матвеем.
– Ой, а Матвей твой… – бесцеремонно начинала Настя.
– С чего это он вдруг моим стал? – строго обрывала ее Нюся.
– Ну, ладно, ладно, не твой, – соглашалась Настя и обиженно замолкала.
– Ну, и чего там Матвей? – не выдерживала Нюся.
– Ой, девчата говорят, такой зловредный стал!
– С чего бы это?
– Девчата гутарят, что это из-за тебя. Обозлился на весь белый свет. Тут как-то его Дуняшка Носова на кадриль пригласила, так он ее так отбрил, так отбрил!
– Как? – заинтересовалась Нюся.
– Иди ты, говорит! И отвернулся. Дуняшка по сей день на гулянки не ходит. А девчата все на тебя злятся. Гутарят, жених такой видный, а из-за тебя ни на одну даже не смотрит.
– А я-то тут при чем? Он уж про меня и думать, поди, забыл. Год уж скоро…
А у самой млело и трепетало сердечко от радостного сознания, что видать не забывает ее дрУжка. Самого Матвея за все время после свадьбы Нюся не видела ни разу. Как-то так получалось, что за все это время не пересеклись их пути-дорожки. Да и то сказать, Нюся редко ходила по хутору одна: к родственникам с Анной, к подружкам – Настя обязательно увяжется. Кто знает, а может, и сам Матвей избегал встречи.
Весной 1912 года Барабашевы похоронили Ванятку. Отпевать его приехал батюшка Феофил. На следующий день после похорон он уехал в Екатеринодар, оставив Нюсю до девятого дня.
В эти дни случилось так, что Нюся возвращалась вечером одна от двоюродной тетки Алены – сестры отца, жившей через два дома от них. В воздухе духмяно и опьяняюще пахло черемухой, стрекотали цикады. От реки тянуло дымом от костра, доносились звуки гармошки, невнятный гомон и девичий смех. Молодежь гуляла на берегу Кубани. «Хорошо-то как. Васятка Маслов играет», – с грустной улыбкой подумала Нюся, представив, как он, распушив белобрысый чуб, растягивает меха и топочет ногами в такт музыки, словно сам пляшет. Неожиданно ее мысли прервал какой-то приглушенный звук, словно кто-то рассыпал дрова. И правда, из-за кучи не колотых чурок в соседнем дворе появилась неясная тень.
– Кто тут? – испуганно вскрикнула Нюся.
– Не пужайся, свои.
У Нюси при звуках этого голоса все оборвалось внутри то ли от страха, то ли от долгого ожидания этой встречи, то ли от нечаянной радости.
– Ну, здравствуй, монашка! – с издевкой ухмыльнулся подошедший Матвей.
Было темно, но Нюся словно наяву увидела эту его ухмылку, знакомую до дрожи.
– Я постриг не принимала! – с вызовом ответила она.
– Да-а? – вроде как удивился Матвей. – А с чего же это ты ходишь замотанная вся в черное?
– Ай не знаешь, что мы Ванятку третьего дни схоронили? Чего надо-то?
– А вот все спросить тебя хочу, за что же ты со мной так поступила?
Нюся ничего не ответила.
– Молчишь, монашка? Али сладкой жизни захотелось?
Нюся молчала.
– Тогда другое скажи мне. Так ли твой поп тебя милует?
Он неожиданно схватил Нюсю в охапку и страстно до боли приник к ее губам. А рука, сильная и властная, уже бесстыдно мяла ее напружинившуюся грудь. Нюся сначала пыталась отбиться от Матвея, но от него так сладко пахло потом, табаком и еще чем-то особым – родным и незабываемым, что тело против ее воли, предательски обмякло, и уже не то чтобы, сопротивлялось, а напротив, тянулось к этой грубой и такой запретной ласке. И долгие годы после, лежа в постели рядом с батюшкой, пропахшим ладаном и свечным нагаром, Нюся вспоминала этот запах Матвея и все думала и думала: «Зачем я это сделала? Правда, что ли сладкой жизни захотелось?». Но так никогда и смогла найти ответа на этот вопрос.
Неизвестно, чем бы закончилась эта нечаянная для Нюси встреча, но тут скрипнула дверь их дома, и с крыльца с заливистым лаем в их сторону кинулся Рыжко. Вслед за собакой вышел и Петр. Матвей тут же скрылся во тьме, а Рыжко, чуть не сбив Нюсю с ног, с громким лаем помчался за ним.
– Кто там? – крикнул в темноту Петр.
– Я это, тятя! – на ходу поправляя сбившийся платок, поспешила домой Нюся.
– Куды это его понесло? – удивился Петр.
– Да, поди, сучку какую учуял, – как можно спокойнее ответила Нюся и боком мимо отца проскользнула в дом.
Петр еще задержался немного на улице, безуспешно позвал Рыжка, и вернулся в дом. Он долго исподлобья смотрел на Нюсю, на ее раскрасневшееся лицо, на начавший чернеть уголок губы, потом, насупившись, непонятно к чему вдруг сказал:
– Ребятенка тебе надоть завести.
– Ты к чему это, тятя?
– А к тому, чтобы вся дурь из башки вылетела.
– Вы чего там? – подала слабый голос из спальни Анна.
После похорон Ванятки она совсем сдала. Корила себя, что ребенок был нежеланный, за то Бог его и прибрал. Петр, как мог, жалел ее, старался ничем не тревожить.
– Да вон Рыжко куда-то сорвался.
– Так, наверное, Настю побег искать. Он же за ей как привязанный бегает. Никак на гулянку усвистала, бесстыдница.
– Да дома я, – возмутилась Настя, выходя из закута за печкой. – Какие гулянки, Ванятку схоронили…Сижу, вон читаю.
– Я ж говорю, за сучкой какой сорвался, – покраснела Нюся.
– Ну, ну, – хмыкнул отец. – Значить, за сучкой…
На девять дней приехал отец Феофил. Нюся, словно между прочим, попросила отца:
– Тятя, а можно я еще у вас погощу? Вон и за мамой пригляжу, а то, смотрю, худо ей совсем.