Река Зеро
Шрифт:
Скоростной канал, скованный в броню набережной, от самого основания которой берут разгон монолитные тела многоэтажек, затягивает аквабайк. Мы с Миной мчимся по выделенной полосе, оставляя за плечами тонны воды, пронизанной огнями. Флуоресцентная линия делит движение на прямое и встречное. Но в столь ранний час нам не мешает никто. Мы летим на предельной скорости, а голограммы рекламных полотен сливаются в один многоцветный калейдоскоп. У выхода на развязку я сбрасываю скорость. И не только потому, что боюсь схлопотать штраф за превышение скорости. Здесь полосы сужаются,
Практически сексуальное действо – моя мощная машина, входящая в узкое, заполненное оседающим на коже туманом, нутро. Скользит, наращивая скорость, почти касаясь бронированным бортом огороженных пластиком стен.
О, да, детка. Еще чуть-чуть – и мы с шумом форсированного движка, с пеной брызг вырвемся на свободу.
Счастливые.
Удовлетворенные.
Мне нравится искать в обыденности эротический подтекст. Нравится держать себя в легком тонусе.
Нравится думать, что наша столица вечного лета хочет меня так же, как и я ее.
Мой друг Морф, умник из ЦИПБ (центра исследований патологий БИЧ), на полном серьезе недавно мне заявил, что моя гиперсексуальность – признак ненормальности. Типа, я уже от формулы «трахать всё, что движется», сместился в сторону «и что не движется». Как шутка – имеет место быть. А если добавить здравого смысла – чушь. Я разборчив как русалка на Мамин день. Просто на фоне его трех-четырех связей в год, мои…
Все мои кажутся гипер. Сверх. Пере.
Морфу завидовать молча не понравилось. Поэтому он подключил образование и выдал мне диагноз «сатириаз», с соответствующей кодировкой патологий по шкале Рокен-Бауэра. И заумными фразами
(будь проще, Морф)
объяснил, что мое либидо имеет такой гипертрофированный
(по сравнению с твоим, Морф?)
замах потому, что я не могу
(Морф, может, не хочу?)
подключать к сексу
(дай подумать – банковский доступ?)
эмоциональную составляющую. Но это всё
(что всё, Морф?)
пройдет, стоит мне встретить ту девушку, которая…
***
Прошу прощения за паузу. Меня стошнило.
***
– Макс, дурачок, хватит тебе уже качаться. Скоро на человека будешь не похож.
Женский голос проворковал за моей спиной, но я и ухом не повел. Сложно ушами вести, когда жмешь на переднюю дельту сотку.
И это без грифа.
– Ма-а-акс. Куда тебе еще качаться, скажи? И так все девчонки твои.
– Не все, – кряхтя, выдавил я. – Ты.
– О как. Только одна я и осталась? – на пределе сарказма поинтересовалась собеседница и внесла, наконец, себя в поле моего зрения. Все сто семьдесят пять сантиметров немаленького роста и килограмм шестьдесят пять правильно «подсушенного» тела.
Магда – собственной персоной. Прошу любить и жаловать. А тем, кто к этому не готов, опасная девочка вполне способна отвесить такой джеб с левой, что тяжесть нанесенного оскорбления уравновешивалась количеством выбитых зубов. Где один зуб – «дружеская» подколка, которая просто пришлась не в тему. Два – почти оскорбление. Три…
А где три, там и все остальные.
Рельефно обтянутая черным эластаном, рыжая девушка с предельно короткой стрижкой (еще бы чуть, и я назвал бы ее лысой), оседлала соседний тренажер. Один из тех, которые мой первый инструктор называл «фрикционные». Толк сомнительный, но наблюдать за тем, как девушка медленно сводит и разводит бедра, можно бесконечно. Почти так же бесконечно, как смотреть на воду и огонь.
С перерывами на «чай-кофе» где-нибудь в подсобке, естественно.
– Сто лет тебя не видела, Ма-акс, – лениво растягивая слова, сказала девушка. Она откинулась на спинку тренажера, заложила руки за голову и стала рассматривать меня. Так же медленно, как и говорила: с головы до ног и обратно. – Подстригся. Мне нравится. А то длинные волосы меня так просто бесили. Ну, во-первых: даже у меня не такие густые. Во-вторых… Да хватит с тебя и во-первых. Так определенно лучше. Только на висках нужно было побольше выбрить – татушка не вся видна. Но эффект вместе с темными волосами – угу. Впечатляет. Даже не знала, что у тебя татуха на башке. Ничё так. Волевой подбородок, легкая… Ну, уже малость потяжелее – небритость. Плечи, мышцы, и остальное – по мелочам. Глаза… Тоже ничего. Прям герой ни-хрена-не-моего романа. Только вот губы, это ж прямо кошмар…
– Что не так? – на выдохе хыкнул я.
– Как можно носить такие губы? Это же не губы – а вызов какой-то. Надо ж прикрывать это всё.
– В смысле?
– Прикрывать! Усами там, бородой… Тебе давно пора не мышцы, а карьеру прокачивать. Всё в манагерах ходишь?
Аккуратно, превозмогая даже не последнее «через силу», а стократ препоследнее, я выжал гриф. Дождался контрольной точки – лязга металлических брусков и только тогда сказал:
– И я рад тебя видеть, Магда. Ты ж знаешь, детка – я тебе не конкурент. Твои девчонки в мою сторону и не смотрят, – я лихо отбил подачу.
– Ай-ли, – она довольно усмехнулась. Гибко так, плавно сместилась в мою сторону и застыла буквально в шаге от меня. – Скажи, в тебе имеется то, чем нельзя похвастаться?
– Имеется. Но я тебе его не покажу. Вот поэтому девчонки со мной и не задерживаются, – «загрустил» я.
– Врешь ты все! – Магда хихикнула. – Я ж его видела!
– Это когда еще?
– Лучше спроси – сколько раз.
– Подглядываешь, хулиганка.
– Если я люблю девчонок, вовсе не значит, что я не способна оценить красоту любого тела… Слышала, Петруччо тебя вызвал. Да?
Только Магда умела так виртуозно менять тему. Словно заправский гонщик уже на повороте уходила в дрифт, не обращая внимания на рев движка. Я не успел еще стереть с лица свою фирменную улыбку. Она так и осталась со мной, несмотря на вполне серьезный ответ.
– Было дело, – подтвердил я. Не видел смысла скрывать свое участие в очередном несанкционированном забеге на аквабайках, который и так соберет толпу.
– Ммм… Макс, – она подвинулась ко мне ближе, разом сократив расстояние до интимного. – Петруччо – грязный мальчик.