Река Зеро
Шрифт:
Слава создателю, не добавляет в конце «всё будет хорошо». Я не реву. Ничего серьезного сегодня не произошло – надо поберечь слезы. В чем я точно не сомневаюсь, так это в том, что они пригодятся. Завтра, послезавтра. Через пару месяцев, когда меня чуть отпустит страх. У меня не хватает сил бояться постоянно. И моим внутренностям тоже нужен отдых. Так было в предпоследний раз: мой мучитель дал мне возможность набраться сил перед новой болью.
Перси молча поднимает меня, ведет в ванную. Он не спрашивает, он выучил правила. Я, вяло переступая ногами, вхожу в распахнутую дверь. Позволяю снять с себя футболку, под которой ничего нет. Только
На котором узловатыми морскими червяками белеют нити шрамов.
Не моих шрамов.
Я не хочу рассматривать себя в зеркале. Я знаю, какой меня видит Перси: высокую, стройную девчонку с ёжиком белых от рождения волос. Я слишком молодо выгляжу, и поэтому у меня бывают проблемы с допуском во взрослые места. Тогда меня выручает штрих-карта визуального допуска, в которой значатся все двадцать прожитых мною лет. Шестнадцать – на грани безоблачного счастья. В моем лице нет ничего выдающегося. Средний лоб, темные в противовес волосам брови, небольшой нос, высокие скулы и толстые, искусанные в кровь губы. Я стою с закрытыми глазами. А если я их открою, Перси обязательно с состраданием поймает взгляд серо-голубых глаз.
– Иди сюда, – мягко уговаривает Перси.
Мой близкий друг включает душ, настроенный сразу на тот комфорт, который я люблю. Я не сопротивляюсь – переступаю низкий бортик и принимаю теплый дождь на плечи. Он тонкими пальцами постукивает мне по спине, по голове – и тоже не спешит заверять, что всё будет хорошо.
– Девочка моя, любимая, – дыхание Перси прерывается, но я знаю – сегодня он не будет настаивать на сексе. Поэтому я принимаю ласку его губ, скользящих от затылка по позвоночнику, вниз.
Мои руки ищут опору – я стою лицом к стене, разглядывая черные в искрах кафельные плиты. Мой взгляд цепляется за нить шрама на левом предплечье – два месяца прошло, я почти восстановилась. Благодаря иммунным био-модуляторам. Скоро мои гонорары перестанут покрывать стоимость лекарств. Но главное – не болит.
Счастье, когда не болит.
Мои глаза закрываются. Чувствую только руки Перси, обнимающие меня за плечи.
Прерывистую дорожку поцелуев по линии роста волос.
Тепло его губ, захватывающих кожу.
Прикосновение языка, касающегося мочки уха.
Шумное дыхание на шее, от которого у меня бегут мурашки.
Я подставляю спину под острожные касания его рук. Кончики его пальцев гладят мою талию, чертят круги на животе вокруг пупка. Сильные ладони сжимают мои бока, словно проверяя, изменилась ли моя форма. Мне нравится ощущать контуры своего тела, обрисованные ласковыми касаниями. Перси возбужден, но всеми силами старается не показывать, деликатно отодвигая нижнюю часть тела подальше от моей задницы. Но я хочу тесных объятий – прижимаюсь к нему всем телом, впитываю едва уловимый стон. Он еще не знает, как расценивать попытку сблизиться, поэтому несмело гладит мою грудь, намеренно не касаясь вершин. Он вдавливается мне в спину, губами захватывает кожу на затылке. Из меня вырывается расслабленный выдох и почему-то лишь усиливает беспокойство.
Пока я застываю на перепутье, не в силах двинуться ни одну, ни в другую сторону – рука Перси ныряет вниз, горячая ладонь накрывает бритый лобок.
– Белоснежка, – выдыхает Перси.
Наше кодовое слово. Одно из тех словечек, значение которых понятно нам двоим. Только ему известно, что в интимной зоне я также ослепительная блонд. С моей точки зрения, на свете нет ничего противней платиновой поросли на лобке. До полного исчезновения волос руки не доходят. Или язык Перси, который уверяет, что белая растительность вполне в его вкусе. Иногда я позволяю ему ее видеть.
Но не сейчас.
Раньше, на заре наших отношений, я пробовала экспонировать на него свой оргазм, но у меня ничего не получилось. Когда подходило время, от моей сосредоточенности не оставалось и следа. Догадываюсь, что Перси до сих пор думает, что я его обманываю и попросту не хочу делиться.
– Белоснежка моя.
Слово-пароль снимает табу в моей голове, открывает доступ во вселенную, где секс заменяет любовь.
Я разворачиваюсь, вдавливая твердые соски в его грудь. Он на вдохе ловит мой рот, с таким напором ныряет туда языком, что у меня перехватывает дыхание. Одной рукой он подхватывает мою ягодицу. Моя нога привычно оказывается у него на бедре.
Я высокая, Перси выше меня всего на полголовы. Нам удобно заниматься сексом в душе. Всё во мне раскрыто – и объятия, и бедра и губы. Он ищет меня и входит не с первого раза. Я опускаю руку и направляю его в себя. Прерываю поцелуй, откидываю голову и готовлюсь получить удовольствие.
Потом Перси с чавкающим звуком начинает ритмично в меня толкаться, и все мысли вылетают у меня из головы.
***
«Много лет назад суша была повсюду. Прямо из нее росли деревья и дома, по ней ходили люди и животные. Земли было так много, что по ней прокладывали дороги с рельсами и поезда могли ездить между городами. Также люди могли передвигаться на личных транспортных средствах, которые назывались автомобилями. Все виды людей любили Океан. Чтобы на него посмотреть, приходилось долго ехать на транспорте. Сухопутные люди любили общаться с морскими. Постепенно климатические условия изменились, и суша исчезла. Теперь мы все живем в Океане, и нам не приходится долго ехать, чтобы на него посмотреть. Я с мамой была на батискафе и видела, что внизу всех домов под водой есть этажи. Там красиво светятся медузы, плавают рыбы и русалки. Я хотела бы стать русалкой и плавать между домами, но я не могу дышать под водой. Моя мама говорит, что мы все скоро уйдем под воду, из которой вышли. Я люблю свой мир!»
Если бы я не отпустила себе лимит на слезы, то непременно бы расплакалась. Приятно временами выуживать из БИЧ воспоминания под грифом «Счастливое время». Раньше, до того как мне исполнилось шестнадцать, у меня имелось и «Несчастливое время». Последние события расставили другие приоритеты и толкнули двух моих непримиримых врагов в объятия друг другу. Они отлично поладили и временами выбрасывают на поверхность такую вот душераздирающую зарисовку. Пятый класс лицея, я зачитываю сочинение перед классом. Одиннадцатилетняя девочка, притягивающая свет. Мои длинные волосы собраны в хвост на затылке и всем видно, какая я умная. Слева хихикает Перси.
«Сегодня у нее не пасутся стада говядины и свинины, – громко шепчет он».
«И баранины, – подсказывает кто-то».
Класс смеется. Будут подкалывать меня до конца всех лет обучения – с начала первого класса лицея, когда я и выдала странную фразу, потому что так сказала мама. Мясо в рационе всегда считалось редкостью, в отличие от рыбы. В далеком далеке, на пороге осознанных воспоминаний, я, впервые увидев кусок мяса на тарелке, задала резонный вопрос «что это». И получила ответ.
«Говядина, – сказала мама. – Они раньше паслись на лугах, тучными стадами».