Река
Шрифт:
Тарас Билык родом был с Западной Украины, а ВУЗ окончил в Харькове. Приехал с женой Светланой, ее взяли в плановый отдел. Тарас поработал мастером на участке, а потом был назначен в технический отдел начальником. Любимым его развлечением было выйти в коридор покурить, оставить щелку в двери и подслушивать, о чем подчиненные говорят. А так как его подчиненные были женщины, то они не могли сидеть молча. Потом начальник заходил и начинал выяснять отношения, вплоть до угроз доложить все «секреты» начальству. Был он на работе неприкрытым карьеристом, рвался всеми силами подняться на большую зарплату. Да и на Север приехал
«В чем разница между украинцем и хохлом? Украинец живет на Украине, а хохол живет там, где больше платят!»
Светлана, его жена, полненькая украинка-хохотушка с открытым и добрым характером вдруг стала грустной и необщительной. А иногда приходила с запудренным синяком под глазом. На расспросы не отвечала, но однажды не выдержала и по секрету рассказала женщинам о причине конфликта в семье. Тарас был категорически против детей, считал, что надо деньги зарабатывать, а не на пеленки горбатиться. Когда Светлана забеременела, погнал ее на аборт со скандалом и даже кулаками.
Для карьеры, Тарас еще в институте вступил кандидатом в члены КПСС. Инструктор из Райкома, сидящий в президиуме ожидал стандартную процедуру: «Кто за? Кто против? Воздержался? Единогласно! Поздравляю…» Да не тут то было!
Слово попросили рабочие коммунисты с участка, где Тарас поработал мастером. Первым выступил Олег.
–А я с таким в партии не хочу находиться. Если коротко, сволочь он порядочная. Да не машите мне, знаю, что собрание! А молчать не буду. Когда у Сашки Антоненко травма была, ну стружка от «болгарки» в глаз попала. Сильно болело. Он что, попросил Сашку сказать, что дома случилось. Ну, чтобы акт не составлять и ему за несчастный случай премию не срезали. А Сашке по бытовой травме по больничному только три дня. Дальше справка. Без оплаты. Ты, гад, что обещал!? С премии отдашь. А потом зажал.
А когда Рудику на малыша собирали, на подарок. Ты кроватку покупал. Сказал тридцать рублей. Оказалось 12 -90. А деньги замылил, в наглую. Пугал, что наряды порежешь, если выступать будем. Гнида, ты…
Его дополнили друзья по бригаде. Все как один высказались за отказ в приеме кандидата. Характеристики стяжателя и карьериста, человека, противопоставляющего себя коллективу, интригана и наушника, были высказаны ему в лицо, как говорится, без купюр. Да еще и с женской стороны были разоблачения его безобразного поведения в быту.
Инструктор райкома пытался как-то защищать кандидата, мол, так не принято, кандидаты всегда принимаются… Но его мнение осталось при нем. Председатель собрания поставил вопрос на голосование. Все подняли руку «против». В кулуарах после собрания инструктор, поморщившись, сетовал на нахлобучку в райкоме, что, мол, пустил собрание на самотек и т.д. Но нам пожал руки и сказал:
– Бывал я на разных собраниях, но такого здорового и принципиального коллектива не встречал. Молодцы!
Да. Владу повезло с коллективом первой, и как оказалось единственной его работы. Самый «пожилой» по возрасту в управлении был начальник. Ему было 39 лет. Нет, поправил себя Влад. Софья Михайловна, главный бухгалтер, успела повоевать командиром зенитного пулеметного взвода. За глаза ее называли Сонькой Пулеметчицей. Так ей подкатывало к пятидесяти. В Норильске тогда средний возраст жителей был 27 лет. Не удивительно, что уже в 28 Влад стал главным инженером, а в 32 и начальником.
Через неделю Тарас забрал жену, уволился и отбыл в своё Закарпатье.
–Вот же
Олег продолжал с доброй улыбкой,
– как же мне приятно нашу фирму вспоминать! Ребят. Жаль, обняться здесь нельзя. Сейчас остров уйдет. Прощаться будем. Знаю, ты Влад, долго не поплаваешь. Пропустят дальше. Хорошим ты мужиком был.
И действительно. Суша начала быстро сужаться, уходить вниз. Вот уже вода коснулась ступней и начала подниматься выше. И белый покров исчезал по мере подъема воды.
И нет острова. Нет людей. Сон это был, или явь. Ответа нет. Есть гладь бесконечного скольжения блики световых оттенков на угадывающейся границе воды и неба, покой и отсутствие понятия ВРЕМЯ.
Не сон, не явь…
*****
И он, еще студент, открывает случайно выбранную в библиотеке книгу с таким названием. «Не сон, не явь». Тоненькая, в бумажном переплете, на плохой бумаге, она и по содержанию не подходила к тогдашним его пристрастиям – Джек Лондон, Майн Рид, Фенимор Купер. На серенькой обложке указан автор Йожа Хорват. Но с каким удовольствием он читал этого не знакомого широкой публике югослава, так мастерски выписавшего незатейливый сюжет об охотнике – любителе, что второй сезон охоты выслеживал красавца оленя в горных лесах! Он окунался в лесную природу, в переживания героя, в подробности оленьей охоты. И, наконец, вместе с героем смотрел в оптический прицел на вожделенную добычу, красавца оленя с роскошной короной рогов. Как тот стоял в клубах рассветного тумана, вытянувшись в струну навстречу слабому ветерку и ловящего большими, нервными ноздрями запах опасности. И вместе с героем он опустил карабин. Не смог убить красоту…
А будь я этим охотником, подумалось ему. Смог бы выстрелить? И не мог сам себе честно ответить.
А вот один свой выстрел он бы отменил. Вспомнилась щемящая досада, сожаление, что вернуть мгновение уже нельзя.
И он уже на острове в дельте Енисея. Июнь. Тундра вся еще в снегу. По протокам, огибающим остров, с непрерывным шорохом идет лед. Льдины, наползающие на пологий мыс, под напором своих подруг громоздятся друг на друга, пока на мысу не вырос мини айсберг из искрящихся под солнцем голубых, прозрачных глыб. Чистейший, холодный воздух, в небе вереницы перелетных птиц…
Он не был охотником, даже ружья не завел. Поехал, вернее, полетел на вертолете за 220 километров на север от Норильска, просто посмотреть на это ежегодное чудо – весеннюю охоту на гусей и уток. Взял на себя все хозяйственные заботы. Кормил своих попутчиков охотничьими трофеями, с удовольствием варил и щи с гусятиной и плов с уткой. Пек блины, варил каши. Дичь, что набивали друзья, ощипывал, смолил на костре, потрошил (сердце, печень, пупок вкладывал внутрь тушки), упаковывал птицу в полиэтиленовый пакет и складировал в вырытый в снегу холодильник.
А иногда брал ружье отдыхающего товарища и сам стрелял птицу. Стрелял хорошо, еще в школе имел спортивный разряд по стрельбе из мелкашки.
И вот ночью, благо в этих широтах солнце не заходит, он сидит в белом балахоне в «скрадке» и видит налетающую прямо на него стайку из пяти гусей. Вот до них уже двадцать метров. Он для удобства встает во весь рост. Поднимает тульское автоматическое – на пять выстрелов – ружье. Гуси от неожиданности тормозят в полете крыльями и зависают перед ним, как в тире. А сзади, от охотничьего домика слышится крик: