Река
Шрифт:
Сессия тогда шла. Летняя. За второй курс. Сдали сопромат! Событие решили отметить. Выбрали только что открывшийся ресторан «Море», благо жили рядом в двухстах метрах на квартире у двух пенсионеров. Денег было мало. На четверых набрали меньше пятнадцати рублей. Для экономии решили не тратиться на ресторанные напитки, с двойной наценкой. И заказать по минимуму. А для настроения выпили дома по бутылочке самого дешевого крепленого вина «Червонэ мицнэ» (красное сладкое) по 97 копеек за 0.5 литра.
А в новеньком ресторане взяли бутылку водки и по шашлыку.
Очнулся Влад на следующее утро с разбитой головой, кое – как перебинтованной,
Вадим, с которым они снимали комнату, тоже мало чего мог вспомнить. Пришли вчерашние собутыльники, Вовка Соколов, их с Вадимом одноклассник и его друг Юра. Они учились на другом факультете, жили отдельно. Стали по обрывкам воспоминаний складывать картину вчерашних событий. С трудом вспомнили о какой – то драке. Что к чему так и не выяснили. Помог их друг Мишка, что сидел в зале за другим столиком с девушкой. Они встретились возле института и он поведал историю их «грехопадения».
– Вы, ребята, как – то быстро догнались. Я с Надей раньше пришел и еще заказывал, когда вы подвалили поздороваться. Хвастались, что сопромат спихнули. Ждали, когда оркестр начнет программу, танцевать хотелось. А вот с телками в зале был напряг. Пусто, почти. Вот Сокол с Юрой и подъехали к теткам, лет под тридцатник. Они сидели мирно с дядькой солидным. Вам раз отказали, второй. Потом вы еще добавили под шашлык. Смотрю Юра в пузырь полез. Дядька ему вежливо объяснял, не лезь, мол, поищи помоложе. Это жена моя, ее сестра, мы по семейному сидим, не до скачек. А тут Вовка подвалил, кричит – пойдем, выйдем, я тебе объясню… И ушли. На первый этаж и на улицу. Вы с Вадимом рассчитались за столик и тоже спустились в гардероб. Я вас провожал, шумно внизу было. Пока вы в гардеробе Влада куртку забирали, те на улице возились. Мы на крыльцо, а там мужик на земле, Вовка с Юркой его футболят. Администрация бегает, милицию зовет. А у них еще телефон даже не подключен был. Ты, Влад, полез разнимать, а жена мужика выскочила и с визгом на тебя бросилась, думала, ты главный бандит. А тут такси подъехало. Водитель вылез, с монтировкой в руке. Видит лежачего четверо бьют. Да и приложил ближайшего, тебя, Влад, по кумполу. Ты брык на асфальт. Кровь бежит. Драчуны, друзья твои, малость очухались, поняли свои «ошибки». Тебя под руки и уволокли через дорогу к вам в дом. Тут и ментовоз с люстрой и сиреной прискакал. На пять минут опоздали. Ваше счастье, что телефон не работал.
Влад не отличался агрессивностью. Когда перебирал со спиртным, тянуло спать. Никогда не дрался и не нарывался. А теперь понял, что надо еще и компанию выбирать с умом. Старался потом с агрессивными личностями не выпивать.
Ходил на экзамены с перевязанной головой. Друзья шутили – вспоминали песню времен Гражданской войны про красного командира Щорса:
– «Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый тянется по сырой траве…».
Но дня через три – четыре шутки кончились.
Их нашел тот же Мишка с неприятными известиями…
Оказывается, потерпевшие знали спутницу Мишки, что была с ним в ресторане, девушку Надю. Раньше жили по соседству. Они видели, как Мишка обнимался с нападавшими, слышали про сданный сопромат. Надя сказала, что ей пришла повестка к следователю. А там сильно не упрешься. Найдут Мишку, а уж найти студента политеха с перевязанной башкой, вообще
Вот и аукнулось. Перспектива – исключение из института с автоматическим уходом в армию, это как минимум. А более реально – тюрьма. А Владу, как самому заметному, раненому, должны дать больше всех! Вляпались, придурки. После долгих разговоров и раздумий решили идти к побитому. Сдаваться! Единственный вариант.
И вот они уже стоят перед калиткой одноэтажного домика на Слободке. Первой выходит жена потерпевшего.
–Явились, соколики? Что припекло?
Затем с криками вылетела ее мать. Бросилась к Владу с кулаками, с явными намерениями драться, или хотя бы лицо расцарапать. Как только она их не называла.
И тут появился пострадавший. Влад чуть сознание не потерял, увидев его распухшее, фиолетово – синее, с кровоподтеками лицо. Щелочки глаз, еле – еле проглядывающие через сплошную опухоль.
Слов не было. Они стояли, опустив головы. Начал побитый:
–Меня Анатолием кличут. Работаю в таксопарке. Сейчас, как видите, на больничном.
– Ну, соколики, расскажите, кто вы, как докатились до статьи?
Говорил спокойно. Перед этим цыкнул на тещу:
– Вы, мама, подождите. Разобраться надо.
Они рассказали о себе, об учебе, о родителях. Просили прощения, умоляли не портить им жизнь. Спрашивали о какой – ни будь компенсации, что они могут сделать для него?
Женщины были неумолимы. Да и Влад с друзьями понимали, что простить такое не возможно.
– А Томка, то моя еще и беременна. Четвертый месяц, – показал Анатолий на жену. День рождения ее сестры отмечали… Отметили, блин. Ваше счастье, что с ней и ребенком всё в порядке. А то сидеть бы вам не пересидеть.
Уже стемнело. На столбах зажглись фонари. Когда Влад еще раз сказал, что самое для него страшное, это реакция родителей.
– Как мама, сердце у нее больное, переживет!? Я то готов ответить.
– Ладно, орёлики, – устало и глухо проговорил Анатолий. Ради родителей Ваших… Гоните за бутылкой.
*****
Река несла его в своих струях, а он всё еще чувствовал непереносимый стыд от этого давнего эпизода. Выводы, конечно, сделал на всю оставшуюся жизнь. Не садись выпивать с буйными во хмелю. И не садился.
Вовка Соколов так и погиб всего через два года после института. В драке. При не выясненных обстоятельствах. А к таксисту Анатолию, мужику широкой доброй души, на всю жизнь сохранил уважение и благодарность.
*****
Да, много было в жизни таких поворотных точек. После них, как в сказке – «налево пойдешь… направо пойдешь…» судьба могла меняться кардинально. А когда же в жизни этих вариантов еще не было?
*****
Только появилась в его ленивых думах в неспешных водах Реки эта мысль, тут же он мгновенно попал в какой – то ад. Со всех сторон на его малюсенькое тельце давило что – то тяжелое, вязкое, вселяющее страшный, еще не осознаваемый, но от этого не менее всепоглощающий ужас. Ровный свет и обволакивающая жидкость, в чем он уже привык плавать, как в невесомости, уходили, исчезали. Давление нарастало. Впервые! он ощутил боль! Толчки со всех сторон, сначала хаотичные, потом какие – то правильные, что – ли, стали чаще и сильнее. Он слышал громкие стоны. Впервые звуки, доносящиеся извне, были не воркующе – приятными, как обычно, убаюкивающими, а резкими, тревожными. Страшными. Послышался громкий, на пределе, крик. Толчки, толчки.