Реки не умирают. Возраст земли
Шрифт:
— Ага, догадался!.. — Верховцев энергично встал из-за письменного стола, обошел его спортивным, пружинистым шагом и сел в глубокое кресло напротив. — Насколько я понимаю, ты, Марат Борисович, решил опять заняться прудами-прудиками? Не ошибаюсь, нет? Да твое ли это дело? Опомнись, буйная головушка! Наше с тобой дело — проектировать ГЭС. Тут один енисейский каскад чего стоит! В Сибири бездна непочатой работы. Что, разве я не прав?
— Вы правы со студенческой скамьи.
— А ты злопамятный!..
Они оценивающе переглянулись, хотя давно имели твердое мнение друг о
— Так и быть, за компанию, — сказал Верховцев.
— Все разно не бросите курить, не старайтесь.
— Да, брат, не хватает силы воли.
— Привычка — вторая натура. Выходит, что уже в нашем возрасте человек состоит из. одних привычек.
— Ты о чем?
— О привычках.
— Брось шутить. Давай-ка лучше открой свои козыри.
— Я невезучий игрок, Вячеслав Михайлович. Ко мне никак не идут козырные карты.
— Чего ты хочешь, не пойму. У нас ты, можно сказать, на ходу, между делом стал кандидатом. Наверное, подумываешь о докторской. Ну и оставайся в Гидропроекте.
— Я всегда вхожу в него с благоговением, как в храм божий. Но придется уезжать в другие святые места.
— Уж не собрался ли поворачивать северные реки вспять?
— А что, это идея.
— Да оставь ты, пожалуйста, свою затею. Пока там ищут оптимальный вариант, у тебя жизни не хватит.
— Сколько хватит. Знаете, как у лесоводов?
— Избавь, я не лесник.
— Я говорю о лесоводах. Ухаживает человек десятилетиями за саженцами, отлично зная, что ему не придется увидеть их взрослыми деревьями. И ничего, живут такие люди, не терзаясь, не мучаясь.
— Избавь, избавь, Марат Борисович! Я предпочитаю при жизни видеть результаты собственного труда. Думаю, мы с тобой из одного теста. И эти твои рассуждения — плод временной прихоти. Да посуди сам: для того, чтобы повернуть часть стока северных рек на юг, надо лет десять — пятнадцать ухлопать на изыскательские работы, на проектирование, а потом еще столько же на реализацию проекта. Четверть века! Ты уже с палочкой будешь ходить в сберкассу за пенсией. Нет-нет, пусть этим делом займутся комсомольцы-добровольцы, а нам, с нашим опытом, лучше приналечь на ГЭС. Оно полезнее для государства, честное слово.
— Но кому-то и из нас придется начинать.
— Давай, давай!
— Я уверен, что акценты в гидротехнике все больше станут смещаться на крупные оросительные системы.
— Акценты? Валяй, акцентируй!.. У нас, верноподданных Гидропроекта, дел по горло, как минимум, до двухтысячного года. Мы занимаем передний край, а Союзводпроект, твой будущий хозяин, где-то пока в тылу. И, насколько мне известно, проблема переброски части стока сибирских рек на юг не включает твоего Южного Урала. Вода позарез нужна Средней Азии — там хлопок.
— Об этом я тоже знаю, Вячеслав Михайлович.
— Так неужели ты решил повернуть не только реки, но и сам Госплан? Какое донкихотство!
Верховцев снова поднялся, заходил вокруг
— Да кто у тебя там, признавайся.
— Есть один геолог. Вернее, гидрогеолог. Впрочем, на все руки мастер: и геодезист, и географ, а главное — энтузиаст Урала.
— Словом, руководитель кружка любителей природы! Здесь нужна серьезная организация. Так кто он, твой шеф, если не секрет? Кандидат? Доктор?
— Член-корреспондент.
— Это какой же академии? Не педагогической ли?
— Нет, той самой, которой недавно стукнуло двести пятьдесят.
— Ого!.. И все равно это донкихотство, честное слово. Ты уж извини, Марат Борисович, я не хотел тебя обидеть.
— Мне пора идти, Вячеслав Михайлович.
— Думаю, ты еще пораскинешь на досуге. Передавай привет Марине.
— Кланяйтесь Алле Сергеевне...
Марат хотел было спросить, как ока поживает, но не спросил и вышел из кабинета Верховцева.
Алла Сергеевна... Кто бы мог подумать в институте, двадцать лет назад, что Алла Реутова заделается простой домохозяйкой? В то время все студенты и профессора видели в ней недюжинный талант гидротехника. Она училась на зависть всем. Академик Сергей Яковлевич Жук сказал однажды с кафедры: «Женщина на плотине до сих пор была нежеланной, как на военном корабле. Но времена меняются, и кое-кому из вас, будущих прорабов, надо смириться с этим». С тех пор Аллу стали величать торжественно — Сергеевной, шутливо намекая на духовное родство с самим Сергеем Яковлевичем.
Марат любил ее с первого курса. Любил тайно, не позволяя себе никаких ухаживаний. Не потому ли и она относилась к нему сдержанно, не выделяя его среди однокурсников. Если бы он знал, что Алла пойдет ему навстречу, стоит лишь сделать первый шаг... Однако он не сделал этого шага вплоть до выпускного вечера.
— Поздно, — сказала она в тот вечер.
— Не понимаю, почему, если мы только вступаем в жизнь?
— Эх ты, якобинец... — грустно улыбнулась она и поспешно отвернулась. — Где же ты был раньше, Марат? Все корпел в нашем научном обществе... Значит, не судьба, — говорила Алла, избегая его растерянного взгляда. — Останемся друзьями, это тоже немало в жизни.
— Стало быть, и ты любила меня?
— Чему же ты обрадовался? — Она пожала угловатыми плечиками и заглянула наконец прямо в глаза с. таким добрым сожалением, что и он неловко отвернулся. — Ну, любила, может быть...
— Спасибо, Алла.
— Чудак ты, Марат. Все в прошлом.
— Хотел бы я знать твоего избранника.
— Скоро узнаешь, — кокетливо сказала она и отошла к подругам.
Он подумал, что Алла шутит, что нет у нее никакого жениха и что если уж любила, то что-то, наверное, осталось от прежних чувств, должно остаться. А не решила ли она поводить его за нос?