Реквием по братве
Шрифт:
— Ступай, ступай, — он легонько подтолкнул Кэтрин под зад, от чего она затейливо верещала. — Некогда мне. Когда надо, сам позвоню.
Признаться, после этого свидания он почувствовал такое же удовлетворение, как после замечательного взрыва в «Ласточке», где он доказал себе, что родился мужчиной, достойным своего отца.
…Чтобы смонтировать электронную отмычку для сейфа, ему понадобились фотографии, сделанные Саньком, и опытный образец, который сотрудники фирмы «Якудза-интернейшн» доставили прямо в мастерскую. На работу ушло десять дней, и все это время он ни разу не ночевал дома. Боренька не сомневался, что черная
Наконец, уже почти в полночь позвонила Таина и сказала серьезно и с уважением:
— Ты гений, малыш. Ты самый настоящий гений. Я горжусь тобой.
На что Боренька, испытывая огромное облегчение, только и смог ответить:
— Всегда к вашим услугам, сэр!
…Кныш впервые был в доме, где она жила. Странная это была Квартирка, не менее странная, чем ее хозяйка. Спартанская обстановка, ничего лишнего. В гостиной вдоль одной из стен сплошь книжные стеллажи, заставленные плотно, без просвета, на противоположной стене, на ковре с искусным, затейливым орнаментом — такие он видел в Афгане — длинный, старинный меч с двуручной рукоятью, подвешенный острием вниз. В спальне — узкая монашеская кровать с резными спинками, пузатый комод с бронзовыми купидонами, образца двадцатых годов, туалетный столик с овальным зеркалом, пуфик и колченогий низкий стул с гнутой спинкой — больше ничего. На кухне, прямо на моечном столе — компьютер, а на подоконнике — маленький телевизор «Грюндик». Он ожидал чего-то другого, может быть, хором, заставленных изысканными, дорогими вещами, более соответствующими его представлению о Тайне, чем это простое убранство.
Кныш долго разглядывал меч с черным широким лезвием, снял его со стены и подержал в руках, попытался прочитать полустершуюся надпись, выбитую на рукояти, но не смог.
— Нравится? — спросила Таина.
— Вещь неплохая, — согласился Кныш. — А что тут написано?
— Честь в сердце, душа во Господе, примерно так. Это меч дружинника.
Кныш покачал головой, вернул оружие на место.
— Зачем звала, командирша?
— Сейчас позвонят, то есть я думаю, что позвонят, и, наверное, придется съездить в гости.
— В гости?
— У тебя какие-то дела?
Она прекрасно знала, что у него нет и не может быть никаких дел, это была насмешка. Кныш не возражал. Она всегда его поддразнивала. Она его подманивала.
— Хочешь, покажу, что нам Саня надыбал?
— Не нам, а тебе. Лучше скажи, как ему это удалось?
— Пустяк. Подсыпал красавице порошку в вино, полчасика она поспала, потом ничего не помнила. С этим, Володечка, и ты бы справился. Но ведь ты не охотник до красавиц, не правда ли?
Она усадила его в единственное в гостиной плюшевой кресло, положила на колени пластиковую папку с перламутровыми кнопками-застежками. У него голова закружилась от ее близости, и это уже не в первый раз. Он остерегал себя: осторожнее, парень, не наделай глупостей.
Они и так слишком тесно соприкасались, дальше, он чувствовал, — бездна. Шагнешь, назад не вернешься. У них был недавно путаный разговор, застрявший у него в башке, как гвоздь. Тинка вот так
Бумаги он лениво просмотрел: конечно, это товар. Несколько личных писем членов «семьи», отправленных, как говорится, в разные концы земли, разным адресатам, включая Билла Клинтона, но почему-то осевших в неприметной папочке Иноземцева. Тут же копии служебных записок — в МВД, в ФСК — опять же частная переписка с двумя могущественными олигархами, распечатки телефонных и радиоперехватов и даже с пяток фотографий чрезвычайно легкомысленного содержания, но тоже с известными, уважаемыми в России персонажами. Солидная папка. Возьмешь в руки — и сразу хочется куда-нибудь спрятаться.
Вчитываться Кныш не стал: определить стоимость компромата не в его возможностях. Лишь поинтересовался:
— Почему ты за Иноземцева ухватилась? Чем он тебе не угодил? Они же все одинаковые.
Таина простодушно объяснила:
— Я с ихней супругой накоротке. Кое-какие общие дела.
— Грабили, что ли, вместе?
— Нет, Володечка, не грабили. Богадельню открыли в Сокольниках. Приют для сироток в Мытищах. Тебя это устраивает?
Перепалка не успела разгореться, зазвонил телефон.
— Легка на помине, — усмехнулась Таина и сняла трубку. Мгновенно преобразилась, с первых же слов превратилась в светскую даму, общающуюся с подругой из высшего общества. В начале знакомства Кныша развлекали подобные метаморфозы, теперь он испытывал чувство неловкости, будто в щелку подсматривал за интимным туалетом рыжей принцессы.
Таина виновато произнесла:
— Да, да, Люсечка, это ужасно! Я сама поражена… Он звонил сегодня, я просто не успела с тобой связаться…
Потом она минуты три внимательно слушала, не глядя на Кныша. Пыталась прервать возмущенный поток, летящий по проводу, наконец ей это удалось.
— Послушай меня, Люсечка, послушай, не перебивай. Да, мы обе жутко ошиблись в нем… Я не снимаю с себя вины. Нет, не снимаю. Но кто мог подумать, такой талантливый, необыкновенный юноша…
Опять ей пришлось сделать большую паузу, и, накрыв трубку ладонью, она попросила:
— Володечка, принеси вина, в холодильнике бутылка — монастырский кагор.
Когда вернулся с чашкой, Таина говорила:
— …Я до сих пор в это не верю. Давай подождем делать окончательные выводы. Вполне возможно, он сам стал чьей-то жертвой. Ты же понимаешь, какое подлое время. На него могли надавить… Конечно, конечно, приеду прямо сейчас… Успокой своего благоверного… Надеюсь, мы решим эту проблему полюбовно… Сейчас выезжаю, жди…
Повесив трубку, взяла у Кныша чашку и большими глотками осушила до дна. Глядела ликующим взглядом.
— Завертелся хорек вонючий… Что ж, Володечка, поехали, милый…
— К Иноземцеву?
— Как ты догадался?
— Тина, это не мое дело, но может быть…
— Никаких «может быть». Не беспокойся, Володечка, нам с тобой ничего не грозит. Это приличный дом. Никаких перестрелок, которые ты так любишь. Он, бедненький крысенок, сейчас сидит и дрожит от страха. Он весь мокренький. Я хочу это видеть.