Реквием по Германии
Шрифт:
– Покажите, душка! – гоготал он, срывая с нее нижнее белье. Он опустился ниже, чтобы насладиться видом ее наготы. – Прекрасная, – сказал он, как будто рассматривал картину, а затем сунулся лицом между ее ног. – И вкусная тоже! – прорычал он.
Русский повернул голову от ее ног, услышав шум моих шагов по усеянному мусором полу. Оценив длину стальной трубы в моих руках, он встал рядом со своим другом, который оттолкнул Веронику в сторону.
– Убирайся отсюда, Вероника! – закричал я.
Не дожидаясь особых уговоров, она схватила пальто и побежала к одному из окон. Но у русского, который облизывал ее, казалось, были другие идеи на этот счет, и он ухватил ее за копну волос. В то же мгновение я размахнулся трубой, и она с явственным звоном ударила его мерзкую голову. От вибрации после удара у меня даже рука онемела.
Я как раз думал, что треснул его слишком сильно, когда почувствовал резкий удар по ребрам, а затем пинок коленом в пах. Труба выпала у меня из рук на усеянный битыми кирпичами пол, и я медленно последовал за ней, ощущая во рту вкус крови. Я подтянул ноги к груди и напрягся в ожидании, что его грубый ботинок врежется в мое тело снова и прикончит меня. Вместо этого я услышал короткий звук, вроде механического щелчка, какой бывает у строительного пистолета, и в этот раз ботинок качнулся высоко у меня над головой. Все еще держа ногу на весу, человек зашатался, как пьяный танцор, а потом замертво рухнул около меня. Его лоб был аккуратно раскроен меткой пулей. Я застонал и на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их и приподнялся на локте, то увидел третьего человека, сидящего возле меня на корточках и направляющего мне прямо в лицо ствол «люгера» с глушителем. У меня, признаюсь, мороз пошел по коже.
– Ах, чтоб тебя, капустник! – сказал он, а затем, улыбнувшись во весь рот, помог мне подняться. – Я собирался сам тебя выпороть, но, похоже, эти два ивана поработали за меня.
– Белински, – прохрипел я, держась за ребра. – Ты ли это, мой ангел-хранитель?
– Да, жизнь прекрасна. Ты в порядке, капустник?
– Наверное, для груди будет лучше, если я брошу курить. А вообще все нормально. Откуда, к черту, ты взялся?
– Ты меня не видел? Отлично. После твоего высказывания о моей слежке, я проштудировал литературу по этому вопросу. Да еще и оделся как наци, чтобы ты меня не заметил.
Я огляделся.
– Ты видел, куда пошла Вероника?
– Значит, ты знаешь эту даму? – Он отошел к солдату, которого я уложил трубой, – тот без сознания лежал на полу. – А я-то думал, ты из донкихотов.
– Я познакомился с ней вчера вечером.
– До того, как познакомился со мной, надо полагать. – Белински взглянул вниз, на лежащего солдата, потом нацелил «люгер» ему в затылок и нажал на курок. – Она снаружи, – сказал он спокойно, как будто выстрелил по пивной бутылке.
– Черт! – выдохнул я, испугавшись такой бессмысленной жестокости. – Тебя вполне можно зачислить в карательный отряд.
– Что?
– Я сказал, надеюсь, ты вчера не опоздал из-за меня на последний трамвай. Так уж необходимо было его убивать?
Он пожал плечами и стал свинчивать с «люгера» глушитель.
– Убить двоих лучше, чем оставить одного в живых, чтобы он потом давал показания в суде. Поверь, я знаю, о чем говорю. – Носком туфли он пнул мертвеца в голову. – Все равно этих Иванов не будут искать. Они – дезертиры.
– Откуда ты знаешь?
Белинский указал на два узла с одеждой, лежащих около двери, и на остатки еды и кострище неподалеку.
– Похоже, они прятались здесь пару деньков. Думаю, им стало скучно и захотелось... – Он поискал подходящее слово в немецком, а потом, тряхнув головой, закончил предложение на английском: – Женских прелестей.
Он спрятал «люгер» в кобуру, а глушитель опустил в карман пальто.
– Если тела этих двоих найдут раньше, чем их сожрут крысы, то местные парни решат, что это дело рук МВД. Но, держу пари, крысы будут первыми. В Вене, уверяю тебя, они самые большие из тех, которых ты когда-либо видел. Они поднимаются прямо из канализации.
Подумать только, от этой парочки покойников так несет, будто они сами там побывали. Главная сточная труба выходит в городском парке, совсем рядом с советской комендатурой и русским сектором. – Он направился к окну. – Пошли, капустник, нужно найти твою приятельницу.
Вероника стояла уже на Вэрингерштрассе и, казалось, готова была дать деру, если бы из здания появились двое русских.
– Когда я увидела, как твой друг прошел туда, – объяснила она, – то решила подождать, что же произойдет.
Она застегнула свое пальто по самую шею, и, если бы не еле различимый синяк на щеке да слезы в глазах, даже предположить нельзя было бы, что эту девушку только что едва не изнасиловали. Она с беспокойством обернулась на здание, и в глазах ее был вопрос.
– Все в порядке, – успокоил Белински. – Они нас больше не потревожат.
Вероника долго благодарила меня за то, что я спас ее, а Белински – за то, что он спас меня. Потом мы проводили ее до полуразрушенного дома на Ротентурмштрассе, где она снимала комнату. Здесь девушка вновь разразилась словами признательности и пригласила подняться к ней, но мы, поблагодарив, отказались, однако она согласилась закрыть дверь и отправилась спать только после того, как я пообещал непременно навестить ее утром.
– По-моему, тебе хочется выпить, – констатировал Белински. – Я угощаю. Здесь за углом бар «Возрождение». Место тихое, и мы сможем поговорить.
Расположенный рядом с огороженным строительными лесами собором Святого Стефана бар «Возрождение» на Зингерштрассе был отделан под венгерскую таверну. Здесь даже пел цыганский хор. Такого рода местечко можно увидеть на картинах-головоломках, туристы от него приходят в неописуемый восторг, для моего же строгого вкуса все здесь, начиная с плача гармошки, было излишне театральным. Но, как объяснил Белински, нас ждало существенное вознаграждение: здесь подавали «черешню» – настоящую венгерскую выпивку «черри», настоянную на ягодах. А для человека, только что изрядно побитого, она оказалась лекарством даже лучшим, чем обещал Белински.
– Миленькая девочка, – сказал он, – но ей следует вести себя в Вене поосмотрительней. Кстати, тебе тоже. Если ты собираешься разыгрывать здесь чертова Эролда Флинна, то уж будь любезен, позаботься, чтоб под мышкой у тебя были не только волосы, но и еще кое-что.
– Думаю, ты прав. – Я с наслаждением потягивал уже второй стакан. – Странно, что это говоришь мне ты – полицейский. Ношение оружия не слишком законно для всех, кроме служащих союзнических войск.
– Кто сказал, что я полицейский? – Он покачал головой. – Я из СКР – службы контрразведки. Военная полиция ни черта не знает о том, чем мы занимаемся.