Реквием по любви. Грехи отцов
Шрифт:
Зарутский замер подобно статуе. Лицо его перекосило точно от судороги или же нестерпимой боли. А глаза заблестели очень уж неестественно. Секунду спустя он сильно ослабил галстук и расстегнул верхние пуговицы на рубашке, словно воздуха ему не хватало катастрофически.
А потом ринулся в сторону Машки и не остановился, пока в ее личное пространство не ворвался, вынуждая ту спешно отступить на шаг. Он навис над ней, сверля ее одичалым и совершенно безумным взглядом. Склонившись ниже, к самым волосам, вновь втянул в себя воздух и прикрыл веки, явно наслаждаясь ароматом духов.
Хвала небесам! Поплыл мужик!
Нужно отдать
Вовремя спохватившись, Похомов активировал прослушивающее устройство. Салон автомобиля тут же наполнился уличными звуками и женскими завистливыми шепотками.
Пальцы Зарутского заметно тряслись, когда он протянул руку, чтобы приподнять лицо Машки и заставить ее смотреть ему в глаза.
— Кто ты? — ничем не прикрытое изумление. — Кто такая?
— Ни…кто, — заикаясь якобы от волнения обронила девушка. — Но стану той, кем прикажете.
Убойный аргумент. Даже Пашка одобрительно кивнул.
— Как зовут?
— Мари.
Макар побледнел, верно, проводя очередную параллель со своим прошлым.
— А настоящее имя?
— Мари…я. Кхм! Мария.
— Годков сколько?
— Двадцать пять.
Все верно запомнила. Умная девочка.
Марине Черчесовой на момент их знакомства с Макаром было столько же.
— Чего дрожишь?
— Извините…
— Меня боишься?
— Нет. Вовсе нет. Просто в первый раз.
— Девственница, что ли?
Маша отрицательно замотала головой.
— Первый… рабочий день в качестве… ну, вы поняли.
— Успела обслужить кого-нибудь? Хоть одного?
— Нет.
Зарутский молчал достаточно долго, внимательно разглядывая девчонку.
А затем хрипло произнес:
— Поехали!
Дмитрий, внутренне ликуя и слегка оскалившись, наблюдал, как Макар отменяет встречу, ради которой приехал. Как распускает свою охрану, заверяя, что в бронированной тачке ему ничего не грозит. Как ведет девку в сторону своего автомобиля и усаживает на переднее сиденье.
И даже не подозревает, что чертовски влип в эту самую секунду!
Коготок увяз – всей птичке пропасть!
Прежде чем распахнулась входная дверь, выпуская Марию из тайного, а теперь уже явного убежища Зарутского (его захудалая квартирка располагалась в старом, практически аварийном доме) прошло ни много ни мало три часа! Все это время Дмитрий с Пашкой провели в нужном подъезде этажом выше. На лестничном пролете. Ибо не хотели профукать тот момент, когда их подсадная уточка сделает свое дело. Машка, очевидно, все сделала, как ей велели. Но сама при этом еле стояла на ногах, судорожно поправляя наспех натянутую одежду.
— Вы под кого меня положили? — тихонько зашипела она, возмущаясь. — Он такой голодный, что мне во всех местах мозоли обеспечены!
— Лед приложи! В форме членов, — «сердечно» посоветовал ей Сокол. — От ожогов помогает. От мозолей – тоже!
Машка закатила глаза и обратилась уже к Дмитрию:
— Дверь открыта, сам он в душе. Пистолет я засунула под диван. Теперь мне можно идти?
Короткий кивок был ей ответом.
Глава 17
В
Однокомнатная квартира оказалась еще старее, нежели ему представлялась, судя по внешнему виду дома и подъезда. Видимо, пожелтевшие и местами подранные обои украшали стены еще со времен Советского Союза. Дощатый пол, покрытый бесчисленными слоями эмалевой краски, испещренный щелями чуть ли не в палец, поскрипывал от каждого шага. Тяжелый затхлый запах, навязчиво проникающий в ноздри, свидетельствовал об очень редком пребывании здесь людей и отсутствии должной вентиляции воздуха. Складывалось впечатление, что хата Макару очень дорога как память, раз уж при его финансовых возможностях он не спешил приводить ее в божеский вид. Будто бы хотел сохранить именно в первозданном состоянии. Только вот времени на анализ его поступков и мотивов у Похомова почти не осталось, потому как из ванной перестал доноситься шум льющейся воды. Борзый поспешно переместился из прихожей в единственную комнату, которая не являлась кухней, а выполняла роль… не то зала, не то спальни. Он осматривал пространство очень быстро, но внимательно. Стараясь не упустить ни единой детали.
Меблировки кот наплакал. Все тех же годов, что и сама жилплощадь.
Из мягкой мебели лишь обшарпанный диван, застеленный сбившимся от недавней безудержной страсти покрывалом, да пара кресел с деревянными лакированными подлокотниками. На полу ковер с красным орнаментом, от которого в глазах рябило. У противоположной стены небольшой буфет, заставленный многочисленной посудой. А уже на буфете… Хм!
Две фотографии Марины Черчесовой в обрамлении запылившихся деревянных рамок. На первом снимке девушка предстала роковой красавицей. Ее взгляд насквозь пронизывал, пробуждая внутри непонятное томление, даже трепет. И легкое покалывание кожи, и нестерпимое желание по струночке вытянуться. На втором же она дружески обнимала Макара. Заливисто смеялась, запрокинув голову. Он смотрел на нее с таким абсолютным обожанием, что сомнений в его чувствах не возникало.
Забавно. Фото сделано на этом самом диване! В этой самой квартире!
Ну что же, больная мозоль врага была удачно найдена.
Оставалось на нее правильно надавить.
Долго ли умеючи!
Борзый плавно опустился на одно из кресел, жалобно заскулившее под его весом, как раз в тот миг, когда Зарутский, облаченный лишь в банный халат, вышел из ванной. Сказать, что мужик охренел, обнаружив на месте своей новоиспеченной «подруги» Дмитрия, не сказать ровным счетом ничего!
Он пару раз тряхнул головой и столько же хлестанул себя по лицу, пытаясь избавиться от видения.
Долго данное замешательство не продлилось. Макар кем угодно был, только не идиотом. Дважды два довольно быстро в голове сложил. Сопоставил.
Да что к чему сообразил. А потом разразился ядовитым лающим смехом:
— П-а-с-к-у-д-а! — громким эхом отразился от стен прокуренный голос. Реакция Дмитрия последовала незамедлительно.
— Либо сам пасть закроешь, либо я тебе помогу, — пообещал, скрывая истинные эмоции за маской равнодушия. Довольно красноречиво хрустнув костяшками пальцев. — Решай.