Реквием по любви. Грехи отцов
Шрифт:
— Он жив! — проскрипела почти старушечьим голосом. — Соня, он жив!
— Пра… правда?
— Да. Но его нужно срочно доставить в больницу!
— Лиза, он… Лиза… я умру, если…
Она сама не понимала, откуда в ней силы взялись, однако сжала ладонями лицо Алмазовой, вынуждая ее смотреть ей в глаза, и твердо произнесла:
— Соберись! Слышишь? Соберись! Нужно поторопиться. Сейчас каждая секунда на счету. Ты должна быть сильной! Как никогда сильной!
Подруга заторможенно
Вновь посмотрела на Гордеева, сморгнула слезы и тихо всхлипнула:
— Что они… что же они с ним сделали?
— Накачали хлороформом и хорошенько намяли бока. Не скули. Жить будет!
Лиза со смесью замешательства и тревоги уставилась на Соколовского.
Ведь именно он, морщась от боли и затыкая рукой рану на плече, произнес эту странную фразу. И именно за эту фразу зацепился Верещагин:
— А ты-то откуда знаешь? — поинтересовался Даня, буравя Шмеля хмурым взглядом. — Принимал непосредственное участие, что ли?
Мужчина зашелся в приступе зловещего и совершенно неадекватного смеха.
Все случилось слишком быстро, чтобы понять. Слишком неправильно, чтобы осознать. Но в следующий миг снова раздались громкие хлопки, от которых сердце ушло в пятки, и внутри все оборвалось. Это Валентин, дождавшись кивка Соколовского, исподтишка выстрелил прямо в голову Григорию.
А Даня, руководствуясь рефлексами – Валентину. Однако, Шмель тоже не стоял без дела… и следующая пуля прилетела уже… Верещагину.
Холод. Могильный холод «с характерным хрустом» пробрался под кожу и сковал все ее тело, вгоняя в оцепенение. Однако, невзирая на это, Лизу кинуло в жар. В сильнейшую, нестерпимую термальную агонию. По спине заструились ручейки пота. К мгновенно повлажневшей коже прилипла одежда. Время остановилось. Замерло одновременно с ее сердцем.
Сердцем, которое сжалось в груди до размеров крохотного атома, когда, глухо вскрикнув, Даня пошатнулся и… без чувств рухнул на землю.
— А-А-А! — завопила Лиза не своим голосом, осознав произошедшее.
Ее разум отключился. Отчаяние и первобытный ужас заволокли сознание. Горло сдавил болезненный спазм. Из глаз градом хлынули горькие слезы.
— Нет! НЕТ! Данечка…
Возможно, в этот самый миг целились уже и в нее.
Она не знала. Не видела. Не понимала. Но ей было уже глубочайше плевать на всю эту чертову вероятность. Лиза пребывала… точно в трансе, не замечая ничего и никого вокруг. Она визжала, надрывая глотку.
До боли. До хрипа. До тошноты. Ее легкие горели от недостатка кислорода. Тело сотрясалось от рыданий. Уподобившись животному, обезумевшему зверю, она ползла вперед. К нему. На четвереньках. Мимо Григория.
Мимо
Таких же… мертвых. Именно мертвых, ведь выжить после выстрела в голову… нереально. Да, Лиза понимала это. Но в глубине души отказывалась верить, что Верещагина тоже постигла их участь.
— Нет! — твердила, точно зомбированная, продолжая ползти. — Нет!
Однако, добравшись до цели, увидев безжизненный остекленевший взгляд своего защитника, устремленный в небеса… закатилась пуще прежнего, роняя голову к нему на грудь. Он не дышал. Больше не дышал.
— Даня! — выла она, орошая слезами его рубашку. — Данечка! НЕ-Е-ЕТ!
С трудом понимая, что творит, Лиза молотила кулаками по его плечам.
Повинуясь инстинктам, зачем-то пыталась делать массаж сердца и искусственное дыхание, заведомо зная, что ему уже ничего не поможет.
Мозг точно кислотой разъедало от понимания простой истины:
— Это все я! Все из-за меня! Прости, слышишь? Прости…
— Не надрывайся! Не слышит! — совсем рядом раздался голос Шмеля.
Холодный. Равнодушный. И издевательский до омерзения.
В тот самый миг Лизу накрыло окончательно. Пазл в ее голове сложился.
Собрав в кулак все свое мужество, она медленно поднялась с колен.
Выпрямилась во весь свой рост и, шатаясь, развернулась к нему лицом.
Было ли ей страшно? Едва ли! Сейчас Лизу переполняли другие эмоции.
Зловеще улыбаясь, Соколовский направил и на нее оружие.
«Оружие, из которого застрелил Даню!» — вспомнила, закипая от ярости.
Давясь слезами, она смотрела в упор на отца Пашки и Вики. На одного из ближайших приятелей Аркадия Михайловича. И на крысу, которую так упорно искал Дима, даже не подозревая, что тот уже давным-давно вхож в его дом. Испепеляя мужчину взглядом, полным презрения, Лиза шагнула к нему. Пребывая в состоянии, схожем с состоянием аффекта, она напрочь игнорировала пистолет, направленный на нее. Просто… почему-то не замечала его. А вот Шмель от ее нелогичных действий малость растерялся. Особенно когда Лиза зыркнула на него исподлобья, стиснула кулаки, зубы и яростно прорычала:
— ПАСКУДА!
Пистолет дрогнул в его руке, а кровь отхлынула от лица. Казалось, будто на секунду, на крохотный миг… но Соколовский увидел в ней нечто такое, что заставило его испугаться. Машинально на шаг отступить. Однако он очень быстро вспомнил, что перед ним сейчас стоит всего лишь… девушка.
Слабая. Жалкая. И беспомощная. Возможно, именно так он и думал.
Но Лизу переполняли такая лютая злость, боль и отчаяние…
Словом, ей стало плевать на себя. И на последствия тоже.