Реквием в Брансвик-гарденс
Шрифт:
– Что ты хочешь сказать?
– Что это вовсе не любовные письма – то есть что их никогда не адресовали друг другу, – поторопилась с ответом Шарлотта. – Они оба были знатоками древней литературы: он занимался исключительно теологией, она – разной тематикой. Мне кажется, что мы имеем дело с двумя переводами одного и того же оригинала.
– Что?
– Более сухие тексты написаны почерком Рэмси. – Женщина показала на записи, сделанные рукой священника. – А более яркие и страстные принадлежат Юнити. Она усматривала в них сексуальный подтекст или сама вносила его, он же писал в более метафорическом
Шарлотта снова указала рукой в сторону писем, коснувшись чашки рукавом халата, и добавила:
– Возможно, они были написаны каким-нибудь ранним святым, или отпавшим от веры, или же введенным во искушение некоей злосчастной особой, вне сомнения, помеченной клеймом вечной грешницы, благодаря способности совратить даже святого с истинного пути. Но кем бы ни был автор, мы найдем оригинал, с которого были переведены эти отрывки.
Она подвинула к мужу письма. Лицо ее светилось уверенностью.
Неторопливо приняв бумаги, Томас тоже разложил их парами, сравнивая указанные женой отрывки. Шарлотта была права. Все они различным образом выражали одни и те же мысли, или же их произносили два персонажа, полностью различных в своем восприятии, в чувствах, в использовании слов… во всем том, как они видели и воспринимали мир внутри себя и снаружи.
– Да… – проговорил мужчина, ощущая быстро крепнущую уверенность. – Да… ты права! Рэмси и Юнити никогда не любили друг друга. Эти письма являют собой еще один предмет, в отношении которого они так и не смогли договориться. Он воспринимал их как проявление божественной любви, а она видела в них страстную любовь между мужчиной и женщиной и толковала текст подобным образом. Он сохранил их, поскольку письма относились к теме его работы.
Шарлотта улыбнулась мужу:
– Именно. В таком свете они обретают бесконечно больше смысла. Мысль о том, что Рэмси мог быть отцом ее ребенка, следует выбросить из головы. – Она взмахнула рукой, словно отбрасывая что-то, и едва не сбросила на пол молочный кувшин.
Питт переставил посудину в более надежное место.
– Тогда остается Мэлори, – нахмурилась его супруга. – A он клянется, что не выходил из зимнего сада и не видел там Юнити… Хотя мы знаем, что в это самое время, пока он находился в саду, она заходила туда, благодаря пятну, оставшемуся на ее туфле.
– И он в это время не выходил из зимнего сада, – согласился Томас, – потому что на его ботинках пятна отсутствуют.
– Ты проверил это?
– Ну, конечно. И то же самое сделал Телман.
– Значит, она вошла в сад… a он не выходил оттуда… значит, он солгал. Почему? Если он мог доказать, что не выходил из зимнего сада, какая разница, входила она туда, говорила с ним или нет?
– Никакой, – согласился Питт, прикладываясь к чаю. Он вдруг почувствовал голод. – Не сделать ли мне тосты?
С этими словами он встал.
– Ты сожжешь их, – проговорила Шарлотта, также вставая. – Может быть, будет лучше, если я приготовлю завтрак? Яйца будешь есть?
– Да, будь добра. – Полицейский немедленно с улыбкой сел.
Миссис Питт бросила на него взгляд, говоривший, что она прекрасно поняла его уловку, однако охотно приготовит завтрак, но после того, как он снова разведет огонь.
Лишь через полчаса, когда они смаковали бекон, яйца, тосты и мармелад, Шарлотта возвратилась к теме.
– Однако пока что все это не имеет особого смысла, – проговорила она с набитым ртом. – Впрочем, если мы сумеем найти оригиналы этих писем, то, по крайней мере, сумеем доказать, что между Рэмси и Юнити не было никакой любовной интриги. Даже если не считать того, что тогда мы еще больше приблизимся к истине, сама честь требует от нас сделать это. Семья Парментеров убита горем. Миссис Парментер должна ощущать себя полностью преданной. Я не пережила бы, если бы вдруг обнаружилось, что ты способен писать подобные письма кому-нибудь, кроме меня.
Питт едва не поперхнулся беконом.
Его супруга залилась смехом.
– Ладно, такой стиль совершенно не отвечает твоей природе, – согласилась она.
– Совершенно… – булькнул он, с трудом проглотив очередной кусок.
– Однако нам нужно съездить к Парментерам и посмотреть, – руководящим тоном проговорила миссис Питт, берясь за чайник.
– Да, завтра я отправлю Телмана сделать это.
– Телмана! Он не узнает написанное клириком любовное послание даже в том случае, если оно окажется у него под носом!
– Вполне возможно, – сухо промолвил полицейский.
– По-моему, надо ехать нам с тобой. Сегодня как раз будет вовремя.
– Но сегодня воскресенье! – запротестовал Томас.
– Я знаю это. Наверное, у них никого не окажется дома.
– Наоборот, все будут дома!
– Ты не прав. Это же церковное семейство. Все они будут на воскресной службе. Возможно, будут отпевать Рэмси. Они все должны при этом присутствовать.
Питт медлил. Он хотел провести этот день в покое – дома, с женою и детьми. Но, с другой стороны, если они сумеют найти письма, это докажет, что Рэмси неповинен хотя бы в супружеской измене. Что, впрочем, теперь не особо важно. Однако чем дольше размышлял суперинтендант, тем больше хотелось ему немедленно установить истину. Поиск ее можно было отложить на завтра и заняться им, когда вся семья будет находиться дома. Однако в таком случае присутствие его в доме сделается более явным и более болезненным для всех. A сам он не получит от сегодняшнего дня никакого удовольствия, так как мысли его все равно будут устремляться к Рэмси Парментеру до тех пор, пока вопрос не найдет разрешения.
– Да… наверное, ты права, – согласился Томас, доедая последний ломтик бекона и протягивая руку к тостам и мармеладу. – Действительно, все можно сделать сейчас, не дожидаясь завтрашнего дня.
Шарлотта даже не представляла себе, что она может остаться на Кеппель-стрит, когда ее муж отправится в Брансвик-гарденс. Он же не сумеет правильно обыскать кабинет без нее! Так что вопрос о том, чтобы ей туда не ехать, даже не возникал.
Около парадной двери дома Парментеров они оказались без четверти одиннадцать, в самое удобное время для того, чтобы никого не застать дома – хозяева должны были уже находиться или в церкви, или на пути к ней. Дворецкий впустил их, проявив лишь легкое удивление при виде жены полицейского.