Реквием
Шрифт:
Обе одновременно подумали: «Раньше!»
– Если вкратце, то суть сводится к следующему: во сне мозг не только очищается от дневных забот, но и сканирует наши органы: тут печень не в порядке, тут желудок воспален. И мы острее чувствуем боль.
Последнее время со мной происходит что-то странное. Я многократно возвращаюсь в предыдущие сны, они там продолжаются, развиваются. Это может произойти в ту же ночь, в следующую и через месяц. Совсем как сериалы. И повторений одних и тех же снов было бесчисленное множество. Почему они с маниакальной навязчивостью тиражируются, почему меня преследуют? О чем это говорит? В мозгу что-то стопорится? Это медицинский казус? А вечерами
– Мне все это знакомо: боль, страхи, бессонница. Особенно когда пластом лежу. Знаешь, как накатывает ночами! – вздохнула Инна.
– Мои сны – как вторая реальность. Я в них продолжаю жить и писать, искать выходы из затруднений. Кошмары постоянно преследуют. Часто во снах детей спасаю или блуждаю в лабиринтах и все ищу, ищу что-то. Убегая от противника, я задыхаюсь, тщетно пытаюсь закричать от ужаса. Мучительный крик никак не вырывается из горла… как когда-то в детдоме. На самом деле я уже дико кричу, но звука своего голоса сквозь толщу жуткого сна не слышу, потому и не контролирую себя. Сына пугаю. Он вскакивает, тормошит меня, спрашивает: ужас пригрезился? Успокаивает. Будить надо обязательно, иначе можно больше не проснуться. Причина кошмаров не снаружи, она во мне самой. Их активный источник – мои болезни. Страшные сны снятся из-за приступов стенокардии. Иногда вообще дыхание на несколько секунд пропадает. Очнувшись, я впадаю в жуткую панику, судорожно заставляю себя дышать.
В своих снах я часто брожу по знакомым улицам, но никак не могу найти выхода или борюсь с кем-то, но не могу победить, и мне кажется, что это конец. Я мучаюсь, мечусь, просыпаюсь вся в поту, с коликами в груди, с гудящей, как колокол на низких тонах, тяжелой головой, с онемевшими конечностями. Приду в себя, налажу ритм естественного дыхания и успокаиваюсь. Заснуть, конечно, больше не получается, будь на часах хоть три, хоть пять ночи. Лежу, размышляю, сама себе обещаю, приказываю.
В одну из таких ночей пришла к выводу, что сны снятся потому, что мозг полностью никогда не отключается. Просто, когда люди крепко спят, они этого не знают. А если не очень крепко, то знают, что видели сны, но не помнят их. А мы, полуночники, совы непутевые, подробно помним их содержание. Вот и вся разгадка. И нечего копья ломать и всякие психологические теории выстраивать.
– Утром мы помним сны, если склероз нас не подводит, – усмехнулась Инна. – Я не одинока. Ты тоже четко понимаешь всю глубину моей беды. Маленькое дополнение. Чем больше изношен организм, тем слабее механизм отключения мозга на сон, вот и снятся нам мутные гибридные вещи: всякие абракадабры, мешанина реального и фантасмагорического. И чувствуем мы себя бесконечно усталыми, и требуем лекарств. У меня все больше то сон-смерть, то сон-морок с ощущением неизбежности, когда их уже не отличаешь от реальности. Потом мало-помалу страхи уходят, и я какое-то непродолжительное время чувствую себя человеком.
– Для меня сны-кошмары – тренировка психики. Они будто готовят меня к предстоящей реальности. Ну, знаешь, как книги для ребенка. Мне по большей части снятся реальные события. В них страх за внука.
– Голодной курице просо снится. А у меня абстракции и мистификации.
Инна пригубила из кружки.
– Во рту постоянно сохнет. Испить бы и надолго насытиться, как живой водой… Маниакально-навязчивые сны – вот что самое ужасное. Они могут довести до сумасшествия. В этом есть что-то патологическое. От них можно избавиться только с помощью таблеток. Если просыпаюсь среди ночи, стараюсь больше не засыпать. Начинаю судорожно анализировать ситуацию или
– Я не желаю смиряться с плохим сном. Он меня ослабляет. Не могу допустить попустительства по отношению к своему здоровью. Никому не хочу быть обузой. Пытаюсь лечиться зарядкой по утрам, прогулками перед сном, но пока безрезультатно. Вот и страдаю от постоянного недосыпа. Особенно плохо себя чувствую, когда сильный ветер или атмосфера «дуется» к дождю. Эти природные явления, как правило, ведут к ломке погоды и к моим жутким, неподдающимся лечению страданиям. В эти дни или часы я буквально обездвижена.
«Я единственная поверенная Лениных тайн, настроений, неуверенности. Только со мной она подлинная. Вот она, верная бескорыстная дружеская привязанность. Я дорожу ею, – подумала Инна. – Для остальных Лена – скала, сильная, недоступная. С ней легко молчать. Оно и понятно. Человек, переживший большое горе, не станет расстраиваться по пустякам, размениваться на мелочи, суетиться, ерундить».
– Я тоже подвержена природным катаклизмам. Все мы дети Природы. Только в детстве спят без задних ног, «надышавшись небесами», – вздохнула Инна. – А какие крепкие были у меня нервы в студенческие годы! Девочке из нашей комнаты сделалось плохо, буянить стала. Подружки ее связали, «скорую» вызвали. Весь этаж сбежался. А я продолжала спать и только утром узнала, что увезли бедняжку в психбольницу.
От одного только воспоминания об этом шокирующем случае у Лены сдавило виски, и она, чтобы поскорее отвлечься от боли, спросила:
– Кроме чтения, чем еще спасаешься от бессонницы?
Инна не откликнулась.
«Задумалась. Не слышит обращенных к ней слов. Может, задремала?»
Лена осторожно прикрыла подругу покрывалом. Но та сразу очнулась.
– Средств раз-два и обчелся. Спорю сама с собой. Отчаянной риторикой стараюсь заговорить свой страх, что-то пытаюсь себе доказать. Иной раз нападает странное оцепенение и тупое безразличие. Оно тоже сопровождается бессонницей. А когда-то спала сном праведника. Обвались потолок в соседней комнате – не пробужусь. Теперь горькие мысли убивают. Я, как скорпион, который жалит себя своим хвостом и умирает от своего собственного яда.
– Тени прошлого посещают нас по ночам, – пошутила Лена. И добавила уже серьезно:
– Твоя ирония всегда меня спасала. Не удивлюсь, если не только меня.
– А сегодня я тебя спасу от бессонницы, заговорю до полусмерти.
– Еще неизвестно, кто кого быстрее усыпит.
– Я думаю, сон тебя скорее подкараулит.
– По ночам я часто неожиданно вспоминаю людей из детства и молодости. Долго нахожусь под впечатлением этих воспоминаний, а потом выясняю, что этот человек тоже в это время думал обо мне. Получается, что к старости мы больше начинаем чувствовать людей, с которыми нас когда-то что-то связывало.
Вдруг лицо Инны словно помертвело. Лена вздрогнула. Ей показалось, что пространство вокруг подруги слегка потемнело и сделалось сплюснутым, уплощенным, потом почувствовала, как ее колотит озноб.
– Не бойся. Сейчас пройдет, – зашевелила бледно-синими губами Инна. Дальше слов было не разобрать.
– Не разговаривай, – умоляюще прошептала Лена, глядя на Инну испуганными глазами и хватаясь рукой за грудь в области сердца. Она не на шутку встревожилась за подругу. Кому, как не ей, знать, чем может закончиться очередной приступ у человека с сильно изношенным организмом.