Реквием
Шрифт:
— Боюсь, что на сегодня с меня хватит, мистер Мерчант. Я собираюсь попросить тебя уйти.
— Я не оставлю ее здесь наедине с тобой, — выплевывает Тео. — Бог знает, на что ты заставишь ее согласиться.
С разочарованием, исходящим от нее, доктор Брайтон обращает свой острый взгляд на меня.
— Соррелл, ты умная молодая женщина. Я верю, что ты сможешь принимать свои собственные обоснованные решения. Есть ли что-нибудь еще, о чем ты хотела бы спросить меня, прежде чем мы закончим нашу сегодняшнюю встречу?
Есть только один вопрос, который беспокоит меня с тех
— Почему? Почему вы подыгрывали моим бредовым иллюзиям? Я превратила вас в своего рода спасителя. Думала, вы тренировали меня пойти и причинить боль Тео. И лично приезжали в «Туссен». Я… я не понимаю, почему вы согласились на все это.
Доктор Брайтон заправляет выбившуюся прядь волос за ухо.
— Я бы не стала классифицировать фантастические воспоминания, которые твой разум создал, чтобы защитить тебя, как бредовые иллюзии. Они были для тебя очень подлинной реальностью. Ты верила, что эта реальность была правдой. Было бы опасно постоянно отрывать тебя от этой реальности. Конечно, это контрпродуктивно. Для меня не было проблемой подыгрывать твоей реальности такой, какой ты ее видела, или наблюдать за твоей физиотерапией. Я хотела убедиться, что ты в хорошей физической форме и способна снова вернуться в школу. Для пациентов вполне нормально воспринимать своих врачей через призму какого-то… бога или спасителя…
— Господи Иисусе, — бормочет Тео.
— Сама природа нашей работы означает, что мы ежедневно держим в своих руках жизнь и смерть. Неудивительно, что твой разум отводил мне авторитетную роль в твоей жизни. А в «Туссен» я приехала, потому что директор Форд была обеспокоена тем, что ты покинешь академию в четвертый раз, потеряешь достигнутый тобой прогресс и возможность исцелиться в безопасной обстановке. Я была рада приехать и провести оценку. Кроме того, твоя медицинская страховка очень обширна, и я получила щедрую компенсацию за междугороднюю встречу.
Хорошо. Возможно, эта женщина и не та жесткая, отстраненная приемная воспитательница, какой я ее себе представляла, но она, безусловно, такая же холодная и бесчувственная, какой я ее помню. Ничего не могу с этим поделать — сейчас я знаю, кто она, и что она всего лишь выполняла свою работу, но какая-то врожденная, укоренившаяся часть меня, которая всегда искала ее одобрения, уязвлена бессердечностью ее ответа.
— Что-нибудь еще? — спрашивает она.
— Нет. Спасибо. Думаю, что услышала все, что мне нужно было услышать.
Доктор Брайтон открывает верхний ящик своего стола и достает визитную карточку. Кладет её на стол и пододвигает ко мне.
— Я полностью забронирована на следующие несколько месяцев, но дай мне знать, если захочешь продолжить. Мне не терпится продолжить свои исследования, поэтому уверена, что мое расписание может быть изменено.
27
СОРРЕЛЛ
—
— М-м-м.
Я смотрю в окно гостиничного номера, испытывая странное чувство отстраненности, когда понимаю, что могу видеть вывеску «Голливуд» на склоне холма вдалеке. Так чертовски странно. Я думала, что знаю этот город, но это не так. Прошлое, которое я создала для себя здесь, теперь кажется странным сном, наполовину сконструированным и полным дыр. Большую часть времени, которое я провела в Лос-Анджелесе, прошло в больнице, в восстановлении после травмы.
Матрас на кровати прогибается, когда Тео подходит и садится рядом со мной.
— Все в порядке? — спрашивает он, убирая мои волосы с лица. — Ты была довольно тихой с тех пор, как мы уехали от Брайтон.
— Да. Не знаю, чего ожидала. Я просто… не ожидала, что она будет такой жестокой.
— Я предупреждал тебя.
Верно, предупреждал. И я ему поверила.
— Просто это так странно, — говорю я ему. — Все. Все время. Кажется, это никогда не прекратится.
Есть только один способ избавиться от этих миазмов смятения, в которых я живу, но я держу это при себе. Тео не хочет этого слышать. Он хочет, чтобы мы вернулись в «Туссен» и адаптировались к ситуации. Позволили природе идти своим чередом и посмотрели, исцелится ли мой мозг сам по себе. Похоже, никакой другой вариант его не удовлетворит. По его мнению, уже было предпринято слишком много рисков, и этот последний риск просто слишком велик. Я понимаю, что Тео чувствовал раньше, и теперь, должным образом познакомившись с доктором Брайтон, понимаю, почему он не заинтересован в том, чтобы позволить ей копаться в моей голове скальпелем.
— Давай сходим куда-нибудь и поедим, — говорит Тео, ухмыляясь. — А когда вернемся… Голосую за то, чтобы сделать что-нибудь, чтобы помочь тебе избавиться от ненужных мыслей в голове, — он дразнит легким прикосновением к моей шее, и мое тело реагирует на него, как всегда.
Мои кости кажутся тяжелыми, сердце слишком объемным, чтобы вместиться в мою грудь.
Этот мальчик.
Этот мужчина.
Он ответ на вопрос, который я даже не знаю, как задать.
Тео бальзам для моей истерзанной души, лекарство, которое делает меня целостной. Делает меня полноценной, даже без операции. Ножи доктора Брайтон этого не изменят.
Он звезды на ночном небе. Кислород в моих легких. Для меня Тео — все прекрасное и жизненно важное в мире. Без него моя душа — потрескавшаяся, сморщенная бесполезная вещь, которая не может существовать.
Свет, льющийся через окна от пола до потолка, прекрасен, как мед, и так отличается от одинокого, печального света тихоокеанского северо-запада. Он золотит лицо парня, вырывая каждую золотую нить из жидкого янтаря его глаз и заставляя их гореть. Тео — настоящий шторм в «Туссене». Здесь он первый луч рассвета. Независимо от того, где парень находится, Мать-природа как будто ищет его и стремится сделать его чарующим.