Реквием
Шрифт:
В последние месяцы у нее появилась возможность свободно прокрадываться к нему в опочивальню, собирать одежду, которую он не думая швырял на пол, зашивать обтрепавшиеся места на плаще или еще где, ставить у постели свежие цветы. Роуз сомневалась, что он замечал. В ее обязанности это не входило, но она хотела — вернее, ей это требовалось.
Ее томила смерть королевы. Томили стыд и чувство вины. Во время мессы в Сент-Шапель она молилась еще более истово, чем когда-либо прежде. Место тайных мечтаний заняло искреннее покаяние. И в королевские покои она пробиралась
За занавесью, где располагалась личная часовня короля, послышался приглушенный стон. Его дыхание стало тяжелее. Каждый удар хлыста заставлял Роуз болезненно морщиться. Не в силах больше переносить страдания короля, она открыла дверь и сделала несколько шагов. Затем, поймав в зеркале свое отражение, резко остановилась и прижала пальцы к губам. Из оцепенения ее вывел очередной удар хлыста. Она перевела взгляд на черную занавесь, вышитую символикой Франции, и, не давая себе возможности подумать, подошла и раздвинула ее.
Филипп стоял перед алтарем на коленях. Голый до пояса. Его спина была красная от крови. В руке он сжимал плеть из конского волоса. Пол вокруг был забрызган его кровью, как и белая ткань на алтаре. Он дернул головой и обернулся, заморгав от света. Его глаза лихорадочно блестели.
Расправив темно-голубое платье, Роуз опустилась рядом с ним.
— Мой король, — прошептала она, потянувшись за хлыстом. — Молю вас, остановитесь.
Филипп позволил ей сжать его кулак, но хлыст не отпустил.
— Ты молишься за меня, Рози? — Его голос звучал болезненно-хрипло.
— Каждый день, мой король.
— Ты думаешь, этого достаточно?
Роуз покачала головой, не понимая.
Филипп уставился невидящим взглядом в алтарь.
— Мой исповедник говорит — я могу его услышать. Если буду много молиться и каяться.
— Кого услышать, мой король? — Роуз не отпускала его руку. Они застыли в странной неестественной позе. В часовню проникал бледный свет, и в его сиянии шрамы от ожогов на ее протянутой руке были так же отчетливо видны, как и раны на спине короля. Здесь густо пахло кровью.
— Глас Божий. — Филипп метнул на нее взгляд. — Его слышали многие: папы, принцы, короли и даже книжники, — и все говорили о дивном восторге ощущения Божьей любви. Его голос звучал в их душах как колокол. Мой дед рассказывал об этом отцу. Он рассказывал, что Бог говорил с ним, направлял его действия. Но я никогда его не слышал. — Филипп опустил голову. — Но если я его не слышу, значит ли это, что и он не слышит меня? Что ни одна моя молитва его не достигает?
Роуз хотелось утешить короля. Сказать, что не надо тревожиться, что она тоже никогда не слышала Бога, но чувствовала его там, наверху. Как он смотрит на нее своим мудрым всезнающим взглядом. Но она не решилась произнести эти слова.
Впрочем, Филипп, кажется, и не ожидал ответа.
— Вот умерла моя королева, — продолжил он. — Находясь в отъезде, я молил Бога беречь Жанну, молил его сделать так, чтобы она поправилась, но мои молитвы до него не дошли. А возможно, он не захотел их услышать, потому что решил меня наказать.
— Нет, мой король, я…
— Моим именем свершались злодейства. Пролита кровь. И мой исповедник говорит: единственный путь загладить вину — пролить собственную кровь. — Филипп вырвал руку из ее захвата и сильно ударил хлыстом через плечо. Конский волос стеганул по окровавленной коже.
— Ради Бога, мой король! — Роуз схватила его руку. — Я буду молиться за вас. Бог услышит, как я славлю ваше имя. Он узнает о вашем покаянии через меня.
Тяжело дыша, Филипп вытер с лица пот. Роуз потянула за хлыст, и он позволил его взять и положить на пол. Она пошевелилась, размазывая платьем его кровь по белым плиткам, затем склонила голову, сложила ладони и стала молиться.
Начала она как-то неуверенно, затем постепенно нашла ритм. Молитвы одна за другой плавно сменяли друг друга. Роуз молилась настолько самозабвенно, что даже забыла о присутствии короля, который стоял на коленях рядом. Теперь он успокоился и дышал ровно.
— О Господь, даруй ему прощение за его грехи, как ты даровал прощение нам всем.
— Жанна хотела тебя прогнать.
Роуз замолкла. На долю секунды ей показалось, будто заговорил сам Господь. Затем она продолжила, словно не слыша слов Филиппа.
— Она сказала, ты воспылала ко мне любовью и что любовь твоя опасна.
Роуз крепче сжала ладони, стараясь скрыть дрожь в руках.
— А я рассмеялся и ответил ей, что это глупости. Что не надо из-за каких-то девичьих фантазий терять такую добросовестную честную служанку. Я уговорил ее оставить тебя ради нее самой. И ты знаешь, Рози, по правде говоря, твоя привязанность мне приятна. — Он придвинулся ближе и задышал ей в шею. — Подданные должны любить своего короля, каким бы образом эта любовь ни выражалась, какие бы формы она ни принимала. Я рад твоей молитве за меня, Рози. Мне нужна она.
Филипп обнял Роуз за плечи, и у нее перехватило дыхание.
— Не останавливайся, — пробормотал он.
Закрыв глаза, она попыталась молиться, но язык ей больше не повиновался, кружилась голова.
— Сир.
Они оба вздрогнули при звуке голоса Гийома де Ногаре. Министр стоял сзади, посередине покоев. Король поднялся и, недовольный, вышел к нему.
— Ногаре, вы не так долго отсутствовали, чтобы забыть о куртуазии. Почему не постучали?
— Я стучал, сир. Но вы, очевидно, не слышали.
Густо покраснев, Роуз встала и под холодным понимающим взглядом Ногаре выскользнула из покоев.
— Сир, в пути я узнал о смерти королевы и очень…
— Оставьте ваши соболезнования при себе, Ногаре. Я желаю услышать новости.
— Тогда, сир, возможно, моя новость станет для вас утешением. Бертран де Гот получил две трети голосов. Он избран папой. Путь на Темпл открыт.
30
В окрестностях Бордо, королевство Франция 14 ноября 1305 года от Р.Х.