Реквием
Шрифт:
В детстве мне хронически не хватало воли. Именно воли, а не свободы. Мой отец, сам выросший без отца, с раннего детства постоянно пребывал в поиске средств к существованию и, в первую очередь, к добыванию хлеба насущного. С девяти лет отец нанимался к зажиточным землякам собирать гусеницы, полоть сорняки, пасти коров и овец, работал подмастерьем у кузнеца Михаила Кугута.
Предоставленный сам себе, лишенный в детстве отеческой заботы, поддержки и любви, отец, сам став отцом, сознательно и бессознательно перенес исполнение своего отеческого долга на меня. Часто избыточная, опека отца лишала меня возможности принять решение самостоятельно.
Лишь к двенадцати-тринадцати годам я стал осознавать, что некоторые мои инициативы и новаторские эксперименты могли закончиться весьма печально. Я стал осторожнее и осмотрительнее.
После очередного разоблачения отцом моих деяний я завидовал моим сверстникам Бронику Единаку и Мишке Бенге. Их родители были намного либеральнее моих. По настоящему были вольны ребята, старше меня. Особенно те, у кого отцы погибли во время войны. Сейчас каюсь, но было время, когда я завидовал приволью, растущих в безотцовщине, ребят. Уже в зрелом возрасте я, зная себя, как никто, воздаю должное моим родителям. Удивительно вовремя они оценивали ситуацию и в очередной раз не забывали направлять мою заблудшую душу на путь истинный.
По новому окидывая взглядом прошлое, проследив судьбы детей разных поколений, глядя на своих сыновей, во мне копилась потребность воздать должное детству моих односельчан, рожденных в ту страшную пору, период с сорок первого по сорок пятый год и потерявших своих отцов.
Немного истории…
В самом конце девятнадцатого века первые шестнадцать семейных кланов переселились с Подолья в Бессарабию. Еще не успели отстроиться, некоторые семьи еще ютились в землянках-бордеях, как началась русско-японская война. Из бордея был призван на флот Его Императорского Величества Загородный Федор Иванович, дед, родившегося в сорок втором, Загородного Алеши. Пропал без вести. Скорее всего опустился на дно вместе с одним из тридцати восьми, потопленных в ту войну японцами, кораблей.
В четырнадцатом началась первая мировая. В числе призванных был мой дед Мищишин Михаил Николаевич, попавший под газы. С австрийского фронта вернулся тяжело раненный Решетник Гнат Иванович. В Брусиловском прорыве участвовал Галушкин Прокоп Фомич, вернувшийся домой георгиевским кавалером и с памятной книгой, украшенной личным вензелем Николая 11. В 1913 году был призван на воинскую службу Олейник Макар Алексеевич. Служить ему довелось на броненосце «Екатерина 11», приписанном в южной бухте Севастополя.
В тринадцатом году был призван на военную службу Климов Михаил Иванович. Служить ему довелось на недавно спущенном на воду линкоре «Императрица Мария». 07 (20) октября в севастопольской бухте в результате диверсии мощный взрыв потопил «Императрицу Марию». В числе немногих был спасен и вернулся домой Михаил Иванович Климов.
Не успев закончиться, первая мировая война перешла в гражданскую. Мой земляк, дед участника наших совместных детских игр и увлечений Горина Адольфа — Горин Григорий Иванович воевал в бригаде Котовского.
В восемнадцатом году царскую власть сменила королевская. В составе королевской Румынии Бессарабия находилась ровно двадцать лет. 28 июня сорокового на территорию Бессарабии вошла Красная Армия. Не прошло и года, как, в очередной раз опрокинулась жизнь моих земляков. Двадцать второго июня сорок первого началась Великая Отечественная война. Потом, в сорок пятом, была Победа.
Жизнь брала свое. Люди рождались, взрослели, женились, рожали детей, умирали…
Начнем с демографической статистики новорожденных в отдельно взятой… начиная с 1938 года. В этом году родился мой старший брат Алеша. В тот год в селе родились еще десять Алешиных ровесников. Тридцать девятый был более «урожайным»: на свет появились четырнадцать новорожденных елизаветовчан. В сороковом село приросло тринадцатью, в сорок первом — четырнадцатью новорожденными.
Восьмого июля сорок первого в самом центре села, при выезде на Брайково, были безвинно расстреляны двадцать четыре моих земляка. Ровно полтора года исполнилось Тамаре Загородной, когда в числе первых был расстрелян ее отец Загородный Михаил Федорович. В небытие ушел отец Фили Бойко, которому в день расстрела не исполнилось еще и двух месяцев. Женя Навроцкий лишился отца в неполные два года, Антон Вишневский — ровно в год. В возрасте трех лет осталась без отца Павлина Мошняга. Еще не родившись, лишилась отца ее младшая сестра Стася Мошняга, появившаяся на свет в ноябре сорок первого.
Мама вспоминала:
— С самого утра день выдался солнечным. По селу пошел слух, что в село войдут немцы. Длинной вереницей жители села потянулись на шлях: посмотреть на немцев.
С самого начала я решила не ходить. Нечего там смотреть! Несмотря на мои уговоры и слезы, Никола, посадив на шею Алешу, которому еще не исполнилось трех лет, пошел на шлях.
Вступление немцев в село я наблюдала с нашего огорода. Первый выстрел раздался, когда немцы приблизились к селу. Бросив сапу на грядках, я побежала во двор. Вышла за ворота. В это время раздалось еще несколько выстрелов. Возле Чайковских я увидела Алешу, бегущего улицей в сторону дома. Не помня себя, побежала навстречу. Возле Климовых я схватила перепуганного Алешу и прижала к себе.
В это время начался налет русских самолетов. Раздался сильный взрыв в центре села. Потом оказалось, что бомба разрушила дом Макара Олейника. Рядом сгорел дом Никиты Пастуха. Затем раздалось несколько взрывов на долине. Это самолеты бомбили усадьбу пана Барановского. А Николы все не было. Забежав во двор, я увидела Николу, бегущего домой дворами.
Прибежав, Никола рассказал, что видел, как испугался и побежал домой Алеша. Бежать за ним по улице было опасно. В бегущих взрослых стреляли. Уже раздавались одиночные выстрелы в верхней части села. Никола побежал дворами, стараясь не упустить из виду Алешу. Увидев меня, подхватившей Алешу на руки, Никола успокоился.
Примечательна реакция малолетних детей на немцев, бомбежку и расстрел односельчан. Естественной явилась реакция, трехлетнего на тот момент, моего брата Алеши на выстрелы и взрывы. Испугавшись, он побежал домой. В детстве я не раз спрашивал Алешу:
— Ты помнишь события восьмого июля сорок первого?
Тот страшный день никак не отпечатался в памяти моего брата, которому тогда не исполнилось и трех лет.
— Я помню только день, когда немцы, отступая, проходили через село, остановились на постой на пустыре при выезде на Плопы. Там где сейчас школа и клуб. Мне было уже около шести лет.