Религия
Шрифт:
— Не пытайтесь блефовать. Не пытайтесь перехитрить его или разоблачить его интриги и игры. Вы проиграете. Просто будьте искренней с самой собой, не важно, как он будет угрожать расправиться со всеми нами, не важно, как жесток он будет по отношению к нам. — Он видел, что она дрогнула, и сжал ее руки. — Исход всего зависит от вас, вы это понимаете?
Карла кивнула, все еще сомневающаяся, но Тангейзер знал, она все поймет по обстоятельствам.
Он отпустил ее и повернулся к Ампаро. Из всех четверых она, кажется, была испугана меньше остальных. Как и в ту ночь в форте Сент-Эльмо, при свете кузнечного горна, он ощутил, что те страдания, какие Ампаро пережила в детстве — в чем бы они ни заключались, — были настолько велики, что теперь она стала невосприимчивой к любым угрозам. Ее блестящие глаза взглянули на него, и, как и раньше, у Тангейзера возникло ощущение, будто бы она видит только его, а не того, кем он казался, не того, кем мог бы стать, или того, кого видел в нем весь остальной мир. И он знал, что никто больше не посмотрит на него так, что он никогда больше не встретит подобной любви, что это она женщина всей его жизни, а он не осмеливался признаться в этом даже себе самому. Тангейзер прижал ее к себе в крепком объятии, потому что знал: ей нужны будут утешительные воспоминания об этом объятии.
— Ампаро, — сказал он, — они используют тебя в качестве своего главного оружия. — Карла приглушенно вскрикнула в испуге. Тангейзер не обратил на нее внимания. Следующие слова застревали у него в горле, потому что ему никогда еще не было так стыдно. — И я не смогу тебя защитить. Пообещай мне, что ты все вытерпишь.
Ампаро секунду глядела ему в глаза, и даже в темноте ее глаза были ясными и блестящими, полными бесконечной любви, которой он не заслуживал.
Она сказала:
— Соловей счастлив.
Горло его сжалось, он подавил волну чувств, нахлынувшую на него, откуда — он и сам не знал. Он поцеловал Ампаро в губы, и она растворилась в его объятиях. Но он отпустил ее и тут же отвернулся, иначе он лишился бы всей своей рассудительности, выхватил бы меч и ринулся бы в коридор, обрекая на гибель всех их. Он заговорил с Людовико, надеясь, что голос его прозвучит достаточно твердо.
— Мы сложим оружие, только когда дойдем до блокгауза, не раньше.
— Очень хорошо, — согласился Людовико.
Тангейзер поглядел на товарищей.
— Бодритесь, — произнес он.
Они двинулись по коридору, целясь в зловещую дыру в потолке, пока не миновали ее. Людовико исчез. Они тащили Никодима, поддерживая его с обеих сторон; голова грека качалась в такт шагам, он был без сознания. Они пронесли его под решеткой и занесли в блокгауз.
Из бойниц на трех обращенных к ним углах на них было нацелено пять аркебуз. Если в планах у Людовико бойня — пусть лучше все случится здесь, а не в темном коридоре, тогда они хотя бы погибнут, глядя перед смертью на звезды над головой. Но негодяи не стали стрелять. Тангейзер с Борсом положили ружья и клинки на пол. Никодим очнулся от обморока, и Борс закинул его руку себе на плечо. Они возвращались обратно в город, который так недавно покинули.
Людовико с когортой своих единомышленников взяли их в кольцо. Монах был в рясе Религии и безоружен — лишнее подтверждение того грандиозного безумия, каким полыхали его глаза. По бокам от них шли три рыцаря Религии в полном наборе доспехов — позор для ордена! Один был Бруно Марра, которого Тангейзер почти не знал, второй, судя по внешности, тоже был из Итальянского ланга. А третьим оказался Эскобар де Корро, с которым Тангейзер сталкивался во время захвата мыса Виселиц.
Кроме них задержанных сопровождали еще четверо: два джентльмена удачи из Мессины, Тассо и Понти, один испанский tercio по имени Ремигио, а последним был доверенный слуга Людовико, Анаклето.
Анаклето не сводил взгляда своего единственного глаза с Ампаро, и кровь в Тангейзере закипела, он снова усилием воли подавил приступ ярости, чтобы не прикончить одноглазого юнца тут же на месте. Он подумал, не спросить ли, кто выдал их, но сейчас в этом не было смысла. Монах, без сомнения, расскажет ему обо всем в свое время. Тангейзер вынул из кармана письмо, каким снабдил его Старки несколькими неделями раньше и которое он хранил в оберже как раз на такой случай. Широким жестом, выдававшим его уверенность в бесполезности этого действия, Тангейзер протянул письмо Людовико.
— Вот наш passe porte в Мдину, подписанный братом Оливером Старки. Этот документ доказывает, что мы не дезертиры.
Людовико взял письмо. Не ломая печати, он передал его Анаклето.
— Я внимательнейшим образом изучу его в свое время, — заверил Людовико.
— Ты ставишь свою власть выше власти великого магистра? — возмутилась Карла.
Людовико взглянул на нее и склонил голову.
— В делах инквизиции у великого магистра нет никакой власти.
Тангейзер взглядом дал Карле понять, что в этом нет смысла, но она не обратила на него внимания. Губы ее побелели, она не могла скрыть своего презрения. Тангейзер увидел ее в совершенно новом свете. Он и не думал, что она способна на такой гнев.
— Тогда скажи мне, — продолжала Карла, — мы арестованы как дезертиры или еретики? Или же ты признаешь, что если здесь и есть предатель, то только ты один?
— Все эти вопросы тоже будут прояснены в свое время и в своем месте. А пока что будет лучше, если все помолчат, — сказал Людовико.
Карла, кажется, собиралась и дальше нападать на него.
Тангейзер произнес:
— Карла.
Карла взглянула на него и прикусила язык. Людовико кивнул головой Эскобару де Корро, который оттеснил Тангейзера от остальных. Тангейзер оказался окруженным тремя рыцарями. Он поглядел на Борса, взглядом успокаивая его. Никодим снова лишился чувств, и испанец, Ремигио, подхватил его под вторую руку. Два итальянских искателя приключений, которые несли отобранные ружья, взяли под стражу Карлу и Ампаро. Людовико сделал знак Анаклето, который повел эту последнюю группу по улице.
Эскобар де Корро толкнул Тангейзера в противоположном направлении.
Ампаро оглянулась и замерла. Затем вырвалась и побежала к нему.
Анаклето схватил ее за руку и потащил назад, Ампаро оступилась, и весь гнев, какой удерживала в себе Карла, вырвался наружу. Она со всего размаху ударила Анаклето по изуродованному лицу. Он с криком отпрянул назад. Борс взглянул на Тангейзера, ожидая от него сигнала к действию. Тангейзер отрицательно покачал головой. Рот Анаклето кривился от боли. Он потянулся к мечу, делая шаг в сторону Карлы, и Тангейзер хлопнул по плечу Бруно Марру, оттесняя его в сторону. Он мимоходом вынул кинжал из-за пояса рыцаря и шагнул вперед.
— Анаклето!
Голос Людовико, всегда такой спокойный, поразил Анаклето своей силой. Анаклето застыл, пристально глядя на Карлу, — глаз его горел жаждой убийства. Тангейзер тоже остановился, но он стоял достаточно близко, чтобы прикончить Анаклето в случае необходимости. Анаклето убрал меч в ножны. Ампаро, потрясенная теми событиями, какие только что вызвала, схватила Карлу за руку. Людовико посмотрел на Тангейзера, на нож у него в руке. Тангейзер стоял достаточно близко, чтобы убить его. Он обдумал эту возможность.