Религия
Шрифт:
Ответ устроил Орланду и на этот раз. Затем он спросил:
— А мы пройдем вместе еще сколько-нибудь миль?
Тангейзер ощутил, как сжалось сердце, ему хотелось ответить: «До самого конца». Но он не мог давать обещания без уверенности, что сможет его сдержать. Поэтому он ответил:
— Посмотрим.
Потом он улыбнулся, и мальчик улыбнулся в ответ. И снова все стало хорошо.
Над гребнями холмов взмывали в небо и взрывались ракеты, церковные колокола звонили. Тангейзер кивнул головой.
— Едем в Мдину, Карла уже заждалась. — Одна мысль пришла ему на ум. — Кстати, а мое кольцо все еще у тебя? Золотое кольцо?
Орланду кивнул.
— Конечно.
Тангейзер протянул руку.
— Тогда отдай его мне. Без золота я ощущаю себя полуголым.
Карла сидела во мраке дома Мандука. Несмотря на всеобщее веселье на улицах, она ощущала себя одинокой. Дон Игнасио умер. Он был похоронен в фамильном склепе Мандука в соборе Святого Павла. На похоронах присутствовал один-единственный человек, дворецкий Руджеро, который был теперь ее дворецким. Руджеро умолял ее простить его за дела и грехи, совершенные много лет назад, и Карла простила его, искренне и полностью, потому что слишком много ужасов нынешних было порождено ужасами прошлого, и Руджеро упал на колени и целовал ей руки, а потом она отослала его. Она простила и своего отца, и грусть переполняла ее, потому что он умер без друзей, в одиночестве, — так не должно было случиться. Руджеро сказал ей, что этот дом, и земли отца в долине Паулес, и его доходы от кораблей, и золото теперь принадлежат ей. Известие удивило ее, но никак не тронуло.
Этот дом подавлял ее. Призраки тех, кто прожил здесь жизнь в лишенном любви убожестве, наполняли комнаты. На закате дня Карла вышла в обнесенный стеной сад и остановилась в вытянутой тени апельсинового дерева. Сегодня был праздник Рождества Богородицы и суббота, поэтому на первых десяти бусинах своего «розария» она будет размышлять о таинстве Благовещения, когда архангел Гавриил явился к Марии и возвестил ей, что она родит Сына Божьего. Это было одно из самых радостных таинств, наверное, оно утешит ее. Карла опустилась на колени в траве, поцеловала распятие на четках. Она перекрестилась и начала с «Верую».
— Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век: Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день, по писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца…
Она услышала, как со скрипом открылась дверь дома, затем раздались шаги. Кто-то кашлянул в саду у нее за спиной. Карла перекрестилась и обернулась через плечо. Она ожидала увидеть Руджеро.
Там, в просвете зеленой аллеи, стоял Матиас.
Сердце Карлы едва не замерло в груди. Она поднялась на ноги. Щеки у него ввалились от усталости. Что-то безымянное, что-то тоскливое застыло в его глазах. Он пошел по аллее, и — как в первый раз, когда она увидела его в другом саду, давным-давно, вечность назад, — он показался ей похожим на волка. Она поспешила ему навстречу, он раскинул в стороны руки, и она упала в его объятия. Он прижимал ее к себе, а она пыталась справиться с волнением; в голове ее кружилось столько вопросов, что язык онемел.
— Людовико и его соучастники мертвы, — произнес Матиас.
Она не ощутила ничего, кроме волны облегчения. Затем она посмотрела Матиасу в глаза.
Он добавил:
— И Борс тоже. И Никодим. — Он помолчал. — И Ампаро. Боль острым ножом полоснула по душе, глаза наполнились слезами. Матиас приложил палец к ее губам.
— Пожалуйста, — произнес он. — Еще будет достаточно времени для траура. И в этом мы будем не одиноки. Лично мне кажется, сейчас было бы уместнее радоваться. Несмотря на то что многое пришлось пережить, многое перетерпеть, у нас есть причины улыбаться.
Она, подчиняясь инстинкту, заглянула за его плечо. Карла ощущала присутствие кого-то еще за дверью дома. Матиас тоже развернулся в ту сторону, и слезы покатились из глаз Карлы; радость, надежда и горечь смешивались в них. Карла утерла лицо.
— Орланду! — позвал Тангейзер.
Орланду вышел из-за двери. Он пошел к ней, напряженный, с расправленными плечами и высоко поднятой головой, будто бы выполняя чьи-то наставления произвести самое лучшее впечатление. Лицо его сияло, глаза были глубокие и честные, и Карла точно знала, что никогда в жизни не видела существа прекраснее его. Орланду остановился перед ней и поклонился, лицо его было серьезно, будто у судьи. Глаза ее снова наполнились слезами, от чувств слишком сложных и многочисленных, чтобы их можно было назвать, и на этот раз она также не смогла сдержать их.
— Улыбнись, мальчик, — сказал Матиас. — И не забывай о хороших манерах.
Он улыбнулся сам себе.
— Ведь это же твоя мать.
Карла раскинула руки и крепко прижала Орланду к себе.
Воскресенье, 9 сентября 1565 года
Халь-Сафлиенти
Могилы Халь-Сафлиенти вырезали в скальной породе еще в те времена, когда люди не знали железа, раньше, чем они открыли бронзу. Может быть, даже, хотя этого не дано знать никому, раньше, чем Прометей украл у богов огонь. В те времена, когда камень резали костями и камнями, когда мир людей был еще юн, когда творцом вселенной была женщина, когда эти древние каменотесы поклонялись одной лишь богине — богине, чье чрево всегда было огромным от зреющего в нем плода. В те времена, когда война была всего лишь сном и дожидалась, пока спящие пробудятся. Здесь, в Халь-Сафлиенти, в склепах и камерах, в многочисленных нишах и под высокими сводами, тронутыми красной охрой и закрученными спиралью, покоились тысячи скелетов.
Для Карлы Халь-Сафлиенти был прибежищем, от которого исходило утешение, непостижимое, но глубокое. Хотя в его пределы было запрещено ходить, с самого детства сердце влекло туда Карлу. Каждый раз, когда душа ее бывала в смятении, она опускалась на колени перед огромной каменной Матерью и ощущала мудрость времени. Священники говорили, это языческое место, туда не следует ходить. Но юная Карла не чувствовала его греховности. Она молилась здесь, в городе мертвых, Богородице, и Богоматерь, как и каменная Мать, помогала ей обрести покой. Карла не была в этом месте уже много лет. И теперь, нуждаясь в утешении, нуждаясь в покое, она твердо решила отвезти свою подругу сюда и вверить ее вечности.
В Эль-Борго, в предрассветной темноте, в церкви Благовещения состоялась заупокойная месса по погибшим. Хотя война была окончена, многие погибли накануне, и еще многим суждено было умереть от тяжелых ранений. Пели псалмы и читали отрывки из Книги Иова. «О Господь, даруй им вечный покой, да прольется на них нескончаемый свет». Среди всех этих отпеваемых были Ампаро, Никодим и Борс. «Избави меня, Господи, от вечной смерти в тот день, когда сотрясутся небо и земля, и придешь Ты судить мир огнем». Потом последовали восхваления, пели «Мизерере», и гимны Иезикиаса, и антифон Иоанна. «Я есмь воскрешение и жизнь, тот, кто верует в Меня, пусть он мертв, все равно будет жить, а тот, кто жив и верует в Меня, никогда не умрет». Затем грехи душ тех, кто умер для этого мира, но не для мира грядущего, были прощены, и те, кто присутствовал при отпевании, вышли в свет зари.