Реликтовая популяция. Книга 2
Шрифт:
Отец Свима, Естифа Естик Еменков, суровый нравом, обладал рядом качеств, не способствующих общению накоротке с кем-либо, даже с соседями по дувару – подземелью, то есть с другими семьями многоимённых. Его сугубо замкнутый образ жизни, согретый, быть может, одной безумной любовью к единственной женщине, матери Свима, сказался и на взаимоотношениях с раздробленной общиной многоимённых города и на его сыне – Ертоне.
Ертон Естифа Еменков, будущий Свим, мало кого знал и видел из разумных. В свою очередь, его тоже видели немногие, а что он из себя представляет, то, пожалуй, никто не знал вообще.
После добровольного ухода из жизни родителей Ертон, почувствовав себя свободным делать всё, что ему заблагорассудится, подался в агенты Фундаментальной Арены и сменил нэм, став для многоимённых вообще неизвестной единицей. Они, естественно, знали о кончине главы семьи Еменковых, но новый хозяин хабулина превратился для них в инкогнито.
Справедливости ради следует сказать, что среди них навряд ли нашёлся кто, взявший на себя труд заинтересоваться персоной хозяина хабулина, тем более, выяснить кто тот есть и где ныне пропадает.
Хабулин многоимённого, кроме его семьи, чаще всего малочисленной и определяемой наличием наследника – от трёх или чуть больше членов, был иногда довольно плотно населён другими людьми и выродками. Работы и забот в доме хватает на всех: производство вещей и пищи на оборудовании, имеющимся в распоряжении семьи, которая осталась со стародавних времён и порой в других хабулинах отсутствующее; уборка помещений и обширных дуваров; сохранение оставшихся в наследство предметов искусства, одежды, оружия, других, иногда непонятно для чего предназначенных раритетов; охрана семьи и хабулина – везде нужны глаза и руки, умение и сноровка.
В доме Свима на выполнение всех повседневных дел разумных хватало – не менее сотни одних только людей. С ними ему, хотел он того или нет, даже при ограничениях со стороны отца и матери, приходилось ежедневно общаться, а через них с такими же разумными других хабулинов, мелькавших в его родовом доме по необходимости, связанной с обменом продуктами и вещами собственного производства на другие вещи и продукты, изготовленные в дуварах иных хабулинах.
Кроме того, между обычными людьми и выродками, служащими разным семьям, существовали дружеские и родственные связи. Всё это сближало, если не сами семьи, то население хабулинов вполне…
Человек, над которым ахала и пыталась привести в чувство Клоуда, явно относился к кому-то из тех, с кем Свим когда-то, быть может, встречался.
Свим переглянулся с Ольдимом и кивнул ему, отзывая в сторону.
– Ты не знаешь этого человека?
– Впервые вижу. А что?
На страшном лице Ольдима мелькнула отвратительная гримаса. Она могла означать что угодно: от заинтересованности до настороженности.
Кто был Ольдим по-настоящему, Свим не знал. Он мог быть и ровней Свиму, но и обладателем одного чистого нэма – его собственного имени, имени отца и фамилии, возможно, даже придуманной. Во втором случае, откуда ему знать людей многоимённых? Поэтому вдаваться в подробности и что-либо объяснять Свим не собирался.
– А я его уже где-то видел, – сказал он и хотел на том закончить обсуждение этой темы.
– И что? – не оставил его Ольдим без вопроса.
– Если я знаю его, то он может знать меня.
– А-а. – Ольдим оглянулся на упавшего, вновь повернулся к Свиму. – Но почему тебя это смущает? Я знаком с десятком тескомовцев. И будь на месте этого счастливчика, избежавшего нелепой смерти в пасти монстра, кто-нибудь из моих знакомцев, мы многое бы узнали о себе и о тех, кто бросился за нами вдогонку, и, главное, зачем.
– Может быть, и так, – Свим почесал бороду, скривился, словно проглотил нечто кислое. – Я-то его видел не тескомовцем.
– Ну и что? Теском ищет бойцов и находит. Не был тескомовцем, стал теперь им. Тескомовцами не рождаются.
– Конечно, – задумчиво кивнул головой Свим. – Жаль, что он уцелел один. Посмотреть бы на других. Думаю, среди тех, – Свим кивнул на безлюдный уже разлив реки, – были и другие мне знакомые.
Ольдим опустил голову, подумал. Он не понимал Свима.
– Но зачем им это?
– Ну, это яснее ясного. Дабы бить наверняка, а не бросаться на всех подозреваемых, теряя при этом время и бойцов.
– Да-а… Вы их так уже достали? И они, презрев появление чудовищ, бросились за вами… – Ольдим произвёл языком цыкающие звуки. – Вот это да! И ты думаешь, они не оставят нас в покое даже после того, что здесь произошло?
– Именно, – односложно бросил Свим и, чтобы замять ненужный разговор с Ольдимом, шагнул в сторону приходящего в себя тескомовца.
Вид его внушал жалость. Худое, чуть заросшее лицо. Бегающий взгляд широко распахнутых карих глаз метался по водной глади, по группе людей с выродками. Впрочем, на подступивших к нему он глянул лишь однажды коротко, но цепко.
«Играет», – отметил для себя Свим.
Не так уж он был и напуган нападением монстров. Вернее всего, сейчас решает для себя, какую выбрать линию поведения с преследуемой группой. Приказ у него и у погибших, по-видимому, не имел иных пунктов, кроме как уничтожение всех ее членов, за исключением, естественно, малыша.
Свим недобро усмехнулся, представляя себе вытянутые лица тескомовцев, получающих строгое наставление: кого-то убить, а кого-то взять и так, чтобы взятый не пострадал. Им не часто приходиться выполнят подобные задания.
– Как он, Кло?
– Испуган, – отозвалась она и пожала плечами. – Не пострадал совершенно. И… Не ожидал, наверное, встретиться с нами.
Она встала и отошла к Свиму.
– Мы тоже не ожидали такой встречи, – мяукнул К”ньец.
Появление ещё одного человека не прибавляло ему воодушевления.
– Тогда начнём… Как тебя зовут? – чуть склонился к тескомовцу Свим.
Спрашиваемый внимательно всмотрелся в Свима, отвел взгляд и застыл в позе вспоминающего. Свим хотел уже подогнать его, но тот произнёс раздельно, словно роняя каждое имя: