Реликвии тамплиеров
Шрифт:
— Твой друг, Петрок, твой друг. А ты, я вижу, все еще никак не отойдешь от вчерашнего. — Теперь в его голосе послышалась еще и озабоченность. — Это же просто игра, как я тебе уже говорил. Да и не стал бы я тебя резать… — Тут его улыбка сделалась печальной, даже покаянной. — Давай будем друзьями, а? Это самое малое, что я могу предложить после того, как напугал тебя чуть не до смерти. За что и прошу прощения.
Любой здравомыслящий человек посоветовал бы мне ни на йоту не доверять тому, кто называет тебя другом, да еще так часто, почти не переводя дыхания, но я тогда был всего лишь мальчишкой, у которого еще деревенская грязь с башмаков не сошла. Господи, помоги мне — я забыл про всякую осторожность и улыбнулся:
— Прошлая ночь, сэр, была не более чем игрой. Я даже стараюсь припомнить все подробности. — Этакая неуклюжая попытка выглядеть любезным и учтивым, но ведь и гораздо более серьезные проблемы нередко улаживались меньшими усилиями.
— Рад слышать это, брат Петрок! — Он подхватил меня под руку и пошел вперед. — Что до того, кто я такой, то мое имя — сэр Хьюг де Кервези, я рыцарь из Монмутшира и Бретани. Раньше служил за морями, в Святой земле, а теперь дворецкий его преосвященства епископа Ранульфа.
И вот я уже иду вместе с дворецким епископа мимо кафедрального собора и слишком напуган, чтобы сопротивляться, — да и кто бы стал сопротивляться в подобном положении? Этот человек обладал большой властью. Он был близок к епископу и участвовал в крестовом походе, как мой собственный отец. Я уже был достаточно опытен, чтобы понимать — судьбы людей нередко зависят от такой вот игры случая. Патронат, покровительство — я едва ли понимал, что это значит, но сейчас почти забыл о ноже, который совсем недавно блестел в непосредственной близости от моего лица. Судьбы людей нередко решаются случайной встречей; почему бы и моя судьба не решилась точно так же? «Весьма возможно, — думал я. (Какой же я все-таки был тогда идиот!) — Этот рыцарь так вел себя потому, что хотел всего лишь подвергнуть меня некоему испытанию, хорошо известному всем нормальным, видавшим виды людям, и я его прошел. В любом случае в тени кафедрального собора со мной не может случиться ничего плохого».
Так мы и шли в дружеском молчании, пока не пересекли Кафедрал-ярд и перед нами не встали стены епископского дворца. Тут сэр Хьюг замер, словно ему в голову вдруг пришла какая-то мысль.
— А ты не хотел бы посмотреть дворец внутри, братец? — спросил он, поворачиваясь ко мне. — Мне надо поговорить с епископом, но это ненадолго, всего несколько минут. Подождешь меня внутри? Ты же многообещающий молодой человек, вероятно, достаточно скоро будешь проводить в этом дворце много времени, так что мне только доставит удовольствие все тебе там показать.
Это же была моя мечта, мечта о власти, которая прямо сейчас превращалась в реальность! Я кивнул, как последний дурак, и выдохнул:
— Да, пожалуйста, сэр!
— Вот и прекрасно! — сказал рыцарь.
Стражники, охранявшие ворота, почтительно поклонились сэру Хьюгу, а меня пропустили без вопросов. Теперь, когда мы попали внутрь, мой провожатый стал более разговорчив.
— Ты внимательно разглядывал мою котту, Петрок, — заметил он.
— Простите, сэр, но она поражает воображение, — осторожно ответил я.
К моему облегчению, сэр Хьюг рассмеялся.
— Да, воистину так, — подтвердил он. — За всем этим стоит история благородных подвигов. И тебе следует ее услышать. — И, не дожидаясь моего согласия, продолжил: — Мой дед отправился в крестовый поход с его величеством королем Филиппом Французским. Он был рыцарем на службе графа Морле — это в Бретани. И когда граф погиб в бою под Алеппо, дед был с ним рядом. — Тут он оглянулся на меня. А я, суетливо перебирая ногами, старался не отставать и не упустить ни слова. — Предсмертным желанием графа было, чтобы его кости упокоились в Бретани, а сердце захоронили в Иерусалиме, — продолжал рыцарь. — Дед выполнил его волю, проследил, чтобы кости выварили в вине, а потом повез их и сердце в Святой город. Но его отряд попал в засаду, устроенную сарацинами, и дело обернулось плохо. Юный паж, успевший спрятаться за огромной скалой, видел, что дед сражался до последнего вздоха. Когда его потом нашли, он лежал на груде мертвых мусульман. Меч был сломан у самой рукояти, но в каждой руке он сжимал по бедренной кости графа, сплошь залитых кровью неверных. — Сэр Хьюг вздохнул. — Король пожаловал нам эти скрещенные кости в качестве герба, а деда похоронили в Иерусалиме, возле храма, где покоится сердце нашего Спасителя.
— Вы тоже там были, сэр, я хочу сказать, в Иерусалиме? — спросил я.
— Воистину так, — ответил он. — И в Яффе, в Алеппо, в Хомсе… Странные и чудесные места! — Он замолчал, и палице его возникло выражение какого-то сожаления, смягчив на секунду жесткие черты. Мы прошли еще несколько шагов, и он, кажется, стряхнул это минутное наваждение. — Тебе сколько лет, Петрок? Девятнадцать, двадцать? — Голос его звучал резко и решительно.
— Восемнадцать, сэр.
— И откуда ты?
— Из Дартмура. Это в Девоне.
— Девон… — Нечто в его тоне заставляло полагать, что вопрос был чисто риторический. Да и откуда ему знать, из каких я мест? Абсурдные подозрения, так я себя уверял.
— Что ж, воздух торфяных пустошей сослужил тебе хорошую службу — ты выглядишь старше.
— Благодарю вас, сэр, — сказал я, чрезвычайно польщенный.
— Ну вот мы и пришли, — заметил сэр Хьюг.
Разговаривая, мы миновали длинный, вымощенный камнем коридор, стены которого украшали довольно потрепанные гобелены, потом взобрались по узкой винтовой лестнице, вырубленной, казалось, в самой толще дворцовой стены. Наверху перед нами открылся новый, более широкий коридор, а гобелены, развешанные здесь, были красивее и ярче. В великолепных кованых держателях горели тростниковые факелы. Дверь, к которой вел меня сейчас сэр Хьюг, освещали с боков свечи в двух огромных железных канделябрах, с которых свисали тяжелые потеки оплывшего воска, напоминая застывший мед. В тени стояли вооруженный стражник и юный паж, оба в ливреях с гербом епископа — белая гончая на лазурном поле.
— Это личные покои епископа. Боюсь, тебе придется остаться здесь, мой друг. Но Том, — и сэр Хьюг кивнул в сторону пажа, который тут же вскочил и поспешил к нам, — принесет тебе чего-нибудь освежиться. Не так ли, Томми?
— Конечно, сэр!
Бедный мальчик — гораздо моложе меня, это уж точно — выглядел очень испуганным.
— Спасибо, — сказал я, пораженный увиденным. Мне впервые прислуживал паж в ливрее, и я вовсе не был уверен, что доволен этим.
— Присядь, братец, — предложил паж, указывая на деревянную скамью в тени, сразу за кругом света. — Я быстро. — И убежал.
Между тем стражник отворил дверь. В коридор вырвались теплый желтоватый свет множества свечей и отсветы пламени камина. Сэр Хьюг мягко потрепал меня по плечу.
— Это займет некоторое время. А потом, может, отобедаешь со мной? Мне следует как-то загладить свою вину за вчерашнее.
Я опять лишился дара речи и сумел лишь кивнуть как последний идиот.