Реликвия Времени
Шрифт:
Неужели она посчитала неудачей такой великолепный удар? Отец Ллойда мудро предпочел больше не играть, и вскоре они направились домой, а Катерина с Амосом перешли через мостик и повернули в другую сторону.
— Как ты думаешь, ей просто повезло? — спросил Ллойда отец. — Тебе нужно было бы попросить ее повторить удар.
Задумавшись, отец покачал головой.
— Возможно, вторым ударом она отправила бы мяч на сто семьдесят пять ярдов, — усмехнувшись, он снова покачал головой. — И недурна собой.
Ллойд пробормотал что-то невнятное.
— Вы
— О, я бы так не сказал.
— Только не играй с ней в гольф.
Со времени той короткой интерлюдии с Катериной прошла целая жизнь. Но, по-видимому, то лето навсегда осталось у него в душе, и письмо Катерины живо воскресило воспоминания. На присланных фотографиях по-прежнему можно было узнать девушку, какой она когда-то была: все те же короткие волосы, все та же насмешливая улыбка. Но какой она окажется во плоти?
Внимание Ллойда, стоявшего у окна в фойе гостиницы «Уайтхолл», отвлек портье, пытавшийся всучить какие-то билеты двум туристам, которые этого явно не хотели. Но только он снова повернулся к окну, у него за спиной раздался чей-то голос:
— Ллойд?
Он вздрогнул от неожиданности, и это помогло: все заготовленные заранее фразы начисто вылетели из головы. Они молча стояли, глядя друг на друга. Катерина подставила щеку для поцелуя.
— Надеюсь, это номер для курящих, — сказала она, когда Ллойд подвел ее к портье.
Это оказалось не так. Свободных номеров для курящих больше не было.
— Должно быть, мне достался последний, — виновато промолвил Ллойд.
— В таком случае все в порядке. Нам и одного хватит.
Ллойд остался ждать в фойе, пока Катерина поднялась к себе, чтобы разобрать вещи. Она по-прежнему оставалась гибкой и подвижной, слегка повзрослевшая девушка, женщина. Женщина, которая прилетела в Чикаго, чтобы провести с Ллойдом несколько дней. Воссоединение после стольких лет. Каким естественным получился поцелуй в щеку…
Когда Катерина спустилась вниз, они отправились в бар и выпили по бокалу вина, затем еще по одному. Потом вышли на улицу и прогулялись по Мичиган-авеню. Ллойд сказал, что завтра они сходят на Военно-морской пирс. Пообедав в ресторане гостиницы, они снова устроились в баре, где курение все еще было разрешено. Еще вино и милая болтовня ни о чем. Разумеется, они не говорили о Монике. Напрямую.
— Ты еще носишь обручальное кольцо.
Взглянув на свою руку, Ллойд с удивлением увидел тонкий золотой обруч, который столько лет назад надела ему на палец Моника.
— От своего я избавилась тогда же, когда рассталась с тем, кто мне его надел, — продолжила Катерина.
— Что произошло?
— Он оказался мерзавцем. Разумеется, я сравнивала его и всех остальных мужчин с тобой.
— Да ну тебя.
Она посмотрела ему в глаза:
— Это действительно так.
Ее слова просто не могли быть правдой, но все же было приятно думать, что она говорила искренне. Был уже двенадцатый
— Очень удобно, — заметила Катерина. — Я смогу заходить к тебе покурить.
Она отперла дверь в свой номер, и Ллойд заглянул внутрь, словно проверяя, достойна ли ее эта комната. Теперь, когда Катерина снова подняла лицо, он поцеловал ее в губы. Она оттолкнула его от себя:
— Я загляну к тебе попозже. Покурить.
Она пришла в пижаме, поверх которой был накинут махровый халат с логотипом гостиницы. Щелкая зажигалкой, Ллойд поймал себя на том, что у него дрожат руки. Посмотрев на него, Катерина взяла его руку и поднесла пламя к кончику своей сигареты.
— Вдвоем от одной спички, — пробормотала она.
Меньше чем через десять минут они уже лежали в кровати. Перед тем они успели поговорить о прогулках вдоль ручья; Ллойд вспомнил, как целовал ее, вспомнил тот вечер, когда они сидели на кушетке у нее дома.
— Не хочешь немного подурачиться? — предложил он.
Эти слова выскользнули у него как-то сами собой. Именно с них неизменно начинался секс у них с Моникой.
— А я думала, ты никогда это не спросишь.
Катерина подошла к кровати, скинула халат и — невероятно — сняла и пижаму. Она присела на край, а затем откинулась назад.
Большую часть следующих трех дней они провели вместе в постели, лишь изредка выходя на улицу. Быстрое посещение Военно-морского пирса показалось им наказанием, призванным оправдать поспешное возвращение домой. Устроившись в другом номере, они лежали рядом, обессиленные и удовлетворенные.
— Я всегда любила тебя, Ллойд.
Он не сразу нашелся, что сказать.
— И я тоже.
— Нарцисс.
— Ты же знаешь, что я имел в виду.
— Скажи вслух.
Ллойд подчинился. Но, произнося эти слова, он понимал, что говорит неправду, что этого не может быть. Его сразила наповал податливость Катерины, то, что она вытворяла в постели, и когда он остался один, у него проснулась совесть.
— Что это за медальон? — спросила Катерина.
Усевшись на него верхом, она потрогала висящий на груди медальон.
— Его подарила мне мать.
— О-о-о.
— Это чудодейственный медальон.
— Не сомневаюсь в этом, — сказала она, легко ущипнув его.
Вся та вера, что была у нее, улетучилась давным-давно.
— Ты все еще веришь в это? — спросила она.
— Да.
Ллойду не хотелось говорить с ней о религии. Только не так. Ни в коем случае. Он жалел о том, что Катерина заметила его. Этот медальон действительно подарила ему мать, когда он впервые пошел к причастию в возрасте десяти лет. С тех пор он носил медальон постоянно, снимая его только в редчайших случаях — например, когда приходилось делать флюорографию. Надо было снять его и перед тем, как лечь в постель с Катериной, но на это все как-то не хватало времени.