Ремарк и миражи
Шрифт:
— Не так, уж, и много, — откровенно-выжидательно улыбнулся Мюллер. — Один ответ — на один вопрос. И одно обещание.
— Давай, излагай.
— Ты же, Ремарк, будешь проводить собственное расследование?
— Обязательно. И до полного упора.
— Понятно. Я так, почему-то, и думал…. Тогда — просьба. Пообещай, что я первым — из представителей аргентинской прессы — узнаю об его итогах.
— Обещаю.
— Так всё и будет, — подтвердила Инни. — Уговор — дороже денег.
— Верю, — удовлетворённо шмыгнул медно-розовым носом корреспондент «Clarin». — Вам, ребята, верю…. Может, будут дополнительные вопросы? Пожелания?
— Нам нужны все координаты четвёртого ветерана, упомянутого в документальном романе. Ну, того, который пока ещё жив.
— Выдам.
— И самого писателя, — подключился Роберт.
— Дитера Кастильо?
— Ага, его самого.
— Сейчас всё будет, — Мюллер торопливо достал из кармана джинсовой куртки блокнот и шариковую ручку. — Записываю. Адреса, телефоны…. Вот, держите листок. Попытайтесь пообщаться с фигурантами. У меня, увы, не получилось.
— Почему?
— Четвёртый ветеран, Георги Благоев, проживает в городе Мендоса. По телефону он общаться со мной не захотел. Мол, приезжай — тогда и поговорим. Но Мендоса, как известно, не ближний Свет. Расположена на крайнем западе страны, рядом с чилийской границей. Так я и не нашёл времени на эту поездку…. А Дитер Кастильо, вообще, со всеми общается только через своего личного секретаря. То есть, через секретаршу. А она, как назло, раньше работала в нашей газете. Ну, конкурировали мы тогда с Лусией. Жёстко, до крови. К чему скрывать? Бортанула она меня, короче говоря, в грубой форме и к «телу» писательскому так и не подпустила…
— Ещё один важный момент. Что можешь сказать про убийства археологов, которые произошли по весне прошлого года?
— Ничего, — недоумённо передёрнул покатыми плечами рыжеволосый репортёр. — Впервые слышу про это. Не мой, извините, профиль. В том смысле, что с политикой упомянутые убийства, скорее всего, никак не связаны. Иначе я бы знал про них…. А всякими науками, искусствами и культурой у нас занимается (то есть, пишет про них), Исидора Мюллер, моя сестра-близнец. Только, к сожалению, её сейчас нет в Буэнос-Айресе. Колесит где-то по провинции…
В ресторанном зале раздались жиденькие аплодисменты.
— Это пожилой тапёр, отыграв положенное время, уходит домой, — пояснил Мюллер. — Теперь к роялю могут подходить все желающие…. Кстати, дон Ганс — во время тех наших встреч — всегда пользовался такой возможностью. Его немудрёные песенки здесь неизменно пользовались большой популярностью…
Он поднялся на помост.
В зале вежливо захлопали — очевидно, в баре присутствовали завсегдатаи, знающие и понимающие — кто сейчас перед ними.
— Прошу простить, дамы и господа, но я не владею испанским языком, — извинился Роберт. — Поэтому спою песню на английском. Не обессудьте…. О чём эта песенка? Конечно, о Любви. Моей обожаемой супруге, Инэс Ремарк, посвящается…
Он уселся на хлипкий крутящийся стульчик, приставленный к старенькому роялю, попробовал — подошвой правого ботинка — упругость латунных педалек и, небрежно пробежавшись подушечками пальцев по чёрно-белым клавишам, запел:
Ты больше не играешь в покер по пятницам.
Ни в «техасский», ни в какой-то другой.
Звёзды — в окошко — насмешливо скалятся…
Что случилось с тобой?
Родео субботнее — тупо заброшено.
Как и старинные друзья.
Трава у хижины опять не скошена.
Нельзя так, братец, нельзя…
Что ты нашёл в ней? Странной, нездешней?
Кактусы — от удивления — сбрасывают иголки.
Телята валяются в дорожной пыли, избавляясь от вшей.
За Рыжей горой насмешливо воют голодные волки.
Что ты нашёл в ней? Луна подмигивает криво…
Почему ты молчишь, ковбой?
Лишь свою Любовь, амиго.
Лишь — свою — Любовь…
Глава четвёртая. Разбор странностей и нестыковок
Попрощавшись с Морисом Мюллером, Роберт и Инни — на двух такси — отправились домой: на одной машине они доехали до ближайшего супермаркета, где, ни в чём себе не отказывая, затоварились всякими и разными продуктами-напитками, а на второй — непосредственно к «Меблированным комнатам Жоржиньо».
Расплатившись с таксистом, они подхватили объёмные полиэтиленовые пакеты с покупками, поднялись на второй этаж и, отомкнув массивным бронзовым ключом дверной замок, вошли в свои (то есть, в съёмные), апартаменты.
— Гав-в-в! — встретил их рассерженный и слегка обиженный Рой, мол: — «Что ещё за дела? Вы, хозяева, совсем с ума сошли? И совесть где-то по дороге потеряли? На часы-то смотрите? Хотя бы изредка? Двадцать один ноль пять, а я так и не выгулян. И, более того, был вынужден — целый день напролёт — питаться сугубо сухим кормом. Неслыханное дело. Бардак и бедлам. Чёрт знает что…». — Гав-в!
— Бедненький ты мой! — виновато засуетилась Инэс. — Оголодал-то как. Даже хвост толком не виляет. Потерпи немного, родной, сейчас я тебя накормлю. А после этого и на прогулку сходим…. Робби, размести, пожалуйста, продукты в холодильнике, ты же знаешь — на какую полку что складывать. Только хлеб-булку и конфеты-пирожные от холода избавь, сложи их вон в то отделение буфета…. Рой, иди сюда. Вот, кушай. Извини, но почек и печени не было. Мол, их можно купить только где-то на окраине города, в специальном магазине для бедных. А это — так называемая «мраморная» говядина. Причём, почти в три раза дешевле, чем в нашем Сиднее…
Через некоторое время, прикрепив кожаный поводок к ошейнику на шее Роя, она объявила:
— Милый, мы с пёсиком идём на прогулку. Будем ждать тебя возле «утреннего» ресторанчика. Догоняй!
— Ага. Только заскочу в туалет, а потом зайду — на чуть-чуть — в Интернет. Ознакомлюсь, что называется, со свежими мировыми новостями…
Роберт покинул апартаменты примерно через пятнадцать-семнадцать минут.
Вышел в коридор, запер дверь, отправил ключ в карман брюк и насторожился: снизу долетал непонятный шум, свидетельствовавший о беспокойной и нервной суете, а ещё где-то на улице навязчиво взвизгивала автомобильная сирена.