Ремарк и оригами
Шрифт:
— Спасибо, конечно, за оказанное доверие, — вежливо поблагодарил Роберт, а пройдя по коридору порядка двадцати пяти метров, остановился, и, восхищённо передёрнув плечами, оповестил: — Ну, и ничего себе — картина маслом…
В этом месте по коридору вместо оштукатуренной светло-бежевой пупырчатой стены — на протяжении пяти-шести метров — тянулось толстое прозрачное стекло в человеческий рост (с частыми круглыми отверстиями), за которым располагался — за стандартным письменным столом, боком по отношению к наблюдателям — широкоплечий мужчина. Была видна только часть его голой спины, украшенная парочкой длинных багрово-сизых шрамов, стриженая круглая макушка, самое обыкновенное ухо и ещё что-то розовое — шевелящееся и слегка подрагивающее.
«Это он, вывалив от усердия розовый язык на сторону, что-то рисует кисточкой на листе бумаги», — понял Роберт. — «Да и все стены в этом странном помещении (кроме стеклянной), густо-густо завешаны рисунками-картинками. Причём, на всех этих картинках изображены какие-то однотипные симпатичные цветочки: простым карандашом и акварельными красками, поодиночке и многочисленными группами…».
— Эдельвейсы, — зачарованно выдохнула Инни.
— Прости, что ты сказала?
— Он рисует только горные эдельвейсы. Это такие цветы. Они растут в предгорьях Кордильер. Там, на моей далёкой Родине. На северо-западе Никарагуа…
«Очередная латиноамериканская «зацепка». Куда же без неё?», — сообщил насмешливый внутренний голос. — «Говоришь, братец, мол, «случайные географические пересечения и совпадения»? Случайные? Ну-ну, мечтай-мечтай, дружок наивный и романтичный…».
— И чего это вы, любезные соратники, встали, как вкопанные? — возмутилась Танго. — Ну, мужик. Ну, голый по пояс. Ну, рисует горные эдельвейсы. Что с того? Бывает…. Почему его разместили в специальной отдельной палате, находящейся в самом секретном отделении данного сумасшедшего дома? Мало ли. Может, он страдает очень редким и экзотическим заболеванием, подлежащим всеобъемлющему изучению. Или же имеет супербогатых родственников, настоявших на индивидуальном режиме лечения. Возможны и другие варианты. Например, смешанного типа…. Шагаем дальше. Сердитый и несговорчивый главврач, небось, уже заждался…
Спина «застекольного узника» неожиданно дрогнула. Он резко обернулся и напряжённо уставился на нежданных посетителей смышлеными светло-голубыми глазами, после чего, выронив кисточку, истошно завопил на очень дурном английском языке:
— Капрал, это ты? Не ожидал…. Спаси меня, капрал! Как тогда. Спаси, ради Господа! В третий раз…
Но уже через пару секунд глаза мужчины потухли и, подёрнувшись серой плёнкой, стали безразличными и пустыми. Он, смущённо шмыгнув носом, поднялся со стула, неуклюже опустился на четвереньки и полез под письменный стол — видимо, искать выроненную кисточку…
— Милым, ты знаком с этим странным психом? — удивилась Инни. — Серьёзно?
— Знаком.
— А кто он?
— Пришелец из Прошлого, — печально усмехнулся Роберт, и перед его внутренним взором замелькали — быстрым до головокружения калейдоскопом — воспоминания.
Приятные? Отвратные? Хорошие? Плохие?
Обычные воспоминания. Армейские…
Глава девятая
Ретроспектива 01. Роберт, знойные пески
Всё это случилось-произошло много-много лет тому назад, во время беспокойной армейской юности Роберта. То есть, в тот его жизненный отрезок-период, который был тесно связан с французским Иностранным легионом.
На алжиро-ливийской границе располагался полевой лагерь одного из полков французского Иностранного легиона. Полноценного, замечу, полка, состоявшего из шести стандартных рот: управления и обслуживания, разведывательной и поддержки, а также четырёх парашютно-десантных. Одна парашютно-десантная рота была подготовлена и «заточена» для эффективных ночных действий в условиях городской застройки, в том числе, и против танков противника. Вторая — для оперативных мероприятий в горах и на сильнопересеченной местности. Третья — в составе морского десанта. А четвертая рота специализировалась на проведении жёстких диверсионных операций.
Всё это напоминало — в отношении парашютно-десантных рот — полный и законченный бред. Даже, более того, откровенную насмешку, позаимствованную из дурного провинциального водевиля. Ну, посудите сами. Ночи, конечно, были. Причём, чёрные-чёрные. Практически угольные. Из серии — чернее и угольнее, просто-напросто, не бывает. Но где же, собственно говоря, упомянутая городская застройка, когда до ближайшего населённого пункта (где проживало не более трёхсот пятидесяти смуглолицых человеческих индивидуумов), было порядка шестидесяти пяти километров? То бишь, не было никаких застроек. Как, впрочем, и вражеских танков…. Да и гор вблизи совсем не наблюдалось. И предгорья, как класс, отсутствовали. И, вообще, хоть какие-либо возвышенности. Только лишь ровные, горячие и бескрайние тёмно-бурые бархатные пески, слегка разбавленные низенькими рыжими барханами, простирались повсюду, без конца и без края…. Морской десант? Не смешите, пожалуйста. Голубое и ласковое Средиземное море затаилось где-то там, на севере, в шести-семи верблюжьих переходах…. Короче говоря, серая пошлая скука и тоска смертная. Карты, «бородатые» анекдоты, франко-итальянское домино, просмотр в Интернете старых голливудских блокбастеров, тоскливые песенки под гитару и бесконечный трёп о развратных и легкодоступных бабах. Умереть и не встать, если в двух-трёх словах. Даже богопротивные гомосексуальные связи образовались. Хроническое безделье, как известно, оно ни к чему хорошему не приводит. Никогда и нигде. Жизненная диалектика. Мать её жизненную….
И только четвёртая диверсионная рота, в которой тогда и довелось служить капралу Роберту Моргенштерну, была при деле. Только ни о каких «жёстких диверсиях» даже и речи не было. Так, сплошные охранно-дежурные мероприятия и регулярные рейды — сплошь поисковой направленности. Из знаменитой и нетленной серии: — «Пойди туда — не знаю куда. Найди то — не знаю что…».
Правда, странная и подозрительная ситуация? Ну, в том плане, что полновесный полк французского Иностранного легиона (очень дорогое удовольствие, между нами говоря), занимался — практически всем своим списочным составом — полной и беспросветной ерундой?
Странная и подозрительная, трудно спорить. Особенно учитывая тот непреложный факт, что совсем рядом с упомянутым полком — всего-то на шестнадцать-семнадцать километров к северо-западу — размещался (и тоже, заметьте, крепким стационарным полевым лагерем), специальный военизированный корпус ООН, укомплектованный так же плотно, как и полк «легионеров».
Что эти два армейских подразделения потеряли на Богом забытой алжиро-ливийской границе? Трудно утверждать что-либо однозначное. Официально считалось, что надо охранять ближайшие африканские страны от тлетворного влияния коварного и подлого Муаммара Каддафи, диверсанты и сторонники которого так и норовили, покинув раскалённые ливийские пески, просочиться везде и всюду. Например, в соседние Алжир и Тунис. Но среди бойцов французского Иностранного легиона ходили упорные слухи, что всё обстояло гораздо проще, прозаичней и обыденней. Мол: — «Из Ливии в Европу (в первую очередь, во Францию), поступает — по различным трубопроводам — достаточно много природного газа и нефти. Вот, эти-то трубопроводы и надлежит тщательно охранять. Типа — на всякий пожарный случай…. От кого конкретно — охранять? Естественно, от всяких ярых революционеров и прочих бунтарей, мечтающих свергнуть сурового диктатора Каддафи, и готовых — ради этих, безусловно, благородных целей — на всякие решительные глупости и безбашенные гадости. В том числе, и на серьёзные диверсии, включая подрывы сырьевых трубопроводов…. Нельзя допустить, короче говоря, чтобы изнеженная Франция (да и все остальные её страны-союзницы), осталась — хоть и на короткий временной период — без живительного «голубого топлива». Нельзя, и всё тут. Костьми, бойцы, извольте лечь, но не допустить…».
Итак, считалось, что «ооновцы» и «легионеры» являются — в безусловном порядке — верными и надёжными союзниками, решившими оградить весь цивилизованный Мир от мерзопакостного влияния монстра-Каддафи. Считалось….
Но существовали, между тем, и существенные отличия-различия. В первую очередь, в конкретных практических действиях. Бойцы корпуса ООН, состоявшего из венгров, поляков, русских, англичан, нигерийцев и марокканцев, задерживали сугубо ливийских шпионов и перебежчиков, отправляя пойманных в специализированные лагеря, расположенные на Корсике и Сицилии. А на всех остальных (на вольных берберов, иностранных корреспондентов и революционеров-наёмников, завербованных противниками режима Каддафи), они никакого внимания не обращали. А последним (как утверждали знающие люди), даже помогали — оружием, боеприпасами, медикаментами, продовольствием и бесплатными ценными советами. «Легионеры» же «отлавливали» практически всех индивидуумов, обнаруженных в подконтрольной зоне. Обнаруживали, арестовывали, обыскивали, подвергали жёсткому допросу и отправляли — в самые различные точки планеты, в зависимости от чётких приказов, поступавших из Парижа. А некоторых из арестантов (чего, собственно, скрывать?), расстреливали на месте. Расстреливали и старательно закапывали — в местных, оплавленных африканским зноем песках…