Ремесло древней Руси
Шрифт:
Мы произвели подсчет писцов в зависимости от их положения. Для домонгольской эпохи результат был таков: половина книжных писцов оказалась мирянами; для XIV–XV вв. подсчеты дали следующие результаты [1476] :
Митрополитов — 1
Монахов — 28
Попов — 10
Поповичей — 4
Дьяконов — 8
Дьяков — 19
«Рабов божьих» — 35
Паробков — 5.
Поповичей нельзя считать в разряде церковников, так как почти обязательная для них грамотность («попов сын грамоте не умеет — изгой») не предрешала еще их духовной карьеры. Под расплывчатыми наименованиями вроде: «раб божий», «грешник», «унылый раб божий», «грешный и дерзый на зло, а на добро ленивый» и т. п., без указания на принадлежность к церкви, мы должны понимать светских ремесленников. Иногда встречаются более определенные указания: «Писал Евстафие, мирской человек, а прозвище ему Шепель» (1429), «Овсей распоп» (1350), «Фома писец» (1400). В таких случаях у нас уже не остается сомнений в «мирском» характере писцов.
1476
Для
Всего по нашему подсчету 63 мирянина и 47 церковников, т. е. 57 % ремесленников-писцов не принадлежало к церковным организациям.
В некоторых случаях работа производилась писцом индивидуально, по заказу. Заказ иногда оформлялся в виде договора («ряда»). Так, при новгородском софийском евангелии второй половины XIV в. сохранилась интереснейшая запись [1477] . Сущность ее сводится к следующему: два новгородца (?) Василий и Степан заказали писцу Фролу евангелие, предназначенное для монастыря Михаила Архангела на Двине. С писцом Фролом был заключен договор (очевидно устный), по которому Фрол должен был получить за всю работу со своим материалом 7 сорочков; из них 6 сорочков за работу и 1 сорочек за пергамен; 2 сорочка он получил в задаток. Переписав книгу, Фрол обратился с просьбой к игумену Никите (по всей вероятности, к игумену одного из новгородских монастырей) с просьбой переправить книгу на Двину с Григорием Сериным, которому Фрол поручает произвести окончательный расчет с игуменом Акакием (очевидно, игуменом того монастыря, для которого писалось евангелие, т. е. Михайлова) [1478] .
1477
«Поклонъ от Фрола господину игумену Микит?. Господине игуменъ, доправи ми господине Бога д?ля книги си на Двiну къ святому Михаилу. Книгы же си дадять Григорию С?риноу, а ты, господине Григории, възми соб? оу игумена Акакия 5 сорочек и еуангелие дай емоу, а мн? дали Степанъ да Василий два сорока и ты, господине Григорий, возьми 5 сороковъ — и оно будет 7 сороковъ.
Се рядъ мой: от письмени взяти 7 сороков да телятины ми был взяти. За телятины же сорочек, а 6 от письмени. А се ж вамъ книги, а азъ вамъ бию челомъ своимъ». — И.И. Срезневский. Древние русские книги, СПб., 1864, стр. 12–13.
1478
Михайлов-Архангельский монастырь («святей Михаил»), по всей вероятности, позднейший город Архангельск.
Этот документ интересен не только своей характеристикой положения ремесленника-писца, но и как показатель регулярности культурных связей Новгорода с далеким Двинским краем.
Писец не только выполняет заказ каких-то монастырских людей (евангелие — не вклад в монастырь, так как в этом случае нельзя было бы требовать с Акакия расчета), но через посредника производит расчет за работу по договору с монастырем-заказчиком, находящимся от него на расстоянии тысячи километров.
Книжное дело является единственным ремеслом, в отношении которого мы располагаем сведениями о договоре, задатке, стоимости материала, оплачиваемого мастером. Для других ремесел мы можем только предполагать подобное положение.
Большой интерес представляют сведения о разделении труда и о простейшей кооперации в книжном производстве. Многие книги написаны разными почерками. Каждый писец имеет свои особенности в начертаниях букв, делает специфические, свойственные именно ему ошибки.
Работа в большинстве случаев производилась одновременно: писцы писали на разных тетрадях и поэтому в середине встречаются недописанные листы или же слишком убористый почерк, говорящий о том, что одному из писцов недостало места [1479] .
1479
Напр., Рязанская кормчая 1284 г. «Мы же разделивше на 5 частей, исписахом 50 дний», — говорят о себе писцы кормчей книги. — Е.Ф. Карский. Ук. соч., стр. 276.
В некоторых случаях все писцы указывали свои имена, иногда же в записи стояло только одно имя и лишь анализ почерков показывал, что в написании книги, участвовало несколько человек (напр., Лаврентьевская летопись, написанная в 1377 г.). В таком случае можно предполагать наличие мастера и простых писцов [1480] . Нередко наблюдается, что разные почерки рядовых писцов, исполнявших «черное письмо», объединяются киноварными строками и цветными художественными инициалами, выполненными рукой одного мастера-«златописца» [1481] .
1480
Подобное явление наблюдалось и в домонгольский период, напр., «Триодь Моисея Киевлянина XII–XIV вв.» (И.И. Срезневский. Сведения о малоизвестных памятниках…, стр. 30). Остромирово евангелие и Изборник Святослава также писались двумя писцами: мастером и его подручным. (Н.М. Каринский. Образцы письма древнейшего периода истории русской книги, Л., 1925, стр. 10).
1481
Напр., Шестоднев 1374 г., к подробному разбору которого мы перейдем ниже.
Такое же явление имеет место и среди художников-миниатюристов. Например, в Радзивилловской летописи миниатюры исполнены двумя мастерами, из которых второму принадлежала руководящая роль: он выправлял непонравившиеся ему рисунки первого мастера, заклеивал их своими композициями [1482] .
От XIV в. у нас есть сведения о специальных мастерских, организованных при дворе новгородского архиепископа.
Краткий летописец новгородских владык, уделивший большое внимание архиепископу Моисею, сообщает, что он «поживъ въ ц?ломудр?и, и многы писца изыскавъ и книгы многы исписавъ… и посемъ скончася, много писанiе оставивъ». По другому списку: «собра многи писца книжные, каят их преписывати книги святые» [1483] .
1482
М.И. Артамонов. Миниатюры Кенигсбергского списка летописи, Л., 1931; А.В. Арциховский. Миниатюры Кенигсбергской летописи, Л., 1932; Радзивилловская летопись. Фотомеханическое воспроизведение, СПб., 1902, лл. 38, 88, 88 об., 89.
1483
ПСРЛ, т. III, СПб., 1841, стр. 182. — Судя по дошедшим до нас рукописям, подобную книжную мастерскую устроил еще предшественник Моисея — Василий. При Моисее написано лишь 6 книг (из них 2 были начаты, по всей вероятности, еще при Василии).
Книги второй половины XIV в. имеют приписки, говорящие об изготовлении их во владычных мастерских: в 1356 г. Пролог написали «владычни робята» Леонид и Осиф; в 1362 г. евангелие написано «владычным паробком» Микулой; в 1365 г. «владычень писец» Филица написал минею за июль; в 1369 г. «владычень паробок» Семеон написал минею за март; в 1370 г. он же написал минею за октябрь [1484] .
Интересное «строение» книг во второй половине XIV в. связано, между прочим, и с усиленным строительством церквей, требовавших богослужебных книг.
1484
Е.Ф. Карский. Ук. соч., Список писцов.
Для покрытия этой потребности и были созданы мастерские, в которых работали «владычные паробки» и «владычные робята».
По одной из приписок на рукописи 1355 г. мы можем очень живо представить себе быт такой мастерской, в которой оказалось несколько «паробков», занятых однообразным делом переписки [1485] .
Здесь так и чувствуются живые люди, переговаривающиеся между собой, иронизирующие по поводу злого поповского проклятия и откровенно признающиеся, что иной раз их клонит ко сну. Именно в такой среде и получили развитие во второй половине XIV в. радостные послесловия, в которых писец, дописавший книгу, сравнивается с кормчим, приставшим после долгого плавания в «отишье», или со странником, возвратившимся в свое отечество, с волом, избавившимся от ярма, или с зайцем, ушедшим из тенет [1486] .
1485
«Аще будем грубо написали или кде переступили или в глаголании о другом или в дремании, а вы, преподобнии отцы игумены и попове собою исправяче чтите, а нас грешных не покленете бога деля занеже есть зла священичьская клятва, а добро есть благословение». — А.И. Соболевский. Славяно-русская палеография, СПб., 1908, стр. 35.
1486
Подобные приписки появились ранее: напр., в Добриловом евангелии 1164 г.: «Якоже радуется жених о невесте, тако радуется писец, видя последний лист».
Архиепископские «робята» и «дерзкие на зло» рабы божие очень мало считались с торжественным богослужебным назначением переписываемых ими евангелий, апостолов, прологов, миней и кормчих. Поля роскошных пергаменных рукописей испещрены приписками, совершенно нарушающими строгость канонического текста. То писец восторгается своим пером («Псал есмь павьим пером» — Апостол 1307 г.), то сожалеет о порче («Погыбель перья сего» — Ирмологий 1344 г.) или пространно заявляет: «Господи, помози рабу своему Леониду Языковичу, дай ему, боже, в здравьи списания добыти. Лихое перо. Неволно им писати рабу многогрешному Леониду Офонасовичю» [1487] .
1487
Е.Ф. Карский. Ук. соч., стр. 303.
По припискам мы можем судить о том, когда писцу захотелось спать, что он ел за ужином и т. д. Например: «Тьмно» (Псковский Апостол 1307 г.), «Спать ми ся хощеть» (Устав 1398 г.), «О, господи, помози, о господи, посмеши [sic!]. Дремота неприменьная и в сем рядке помешахся» (1344).
Новгородский писец XIV в. призывает себе в помощь: «О святая безмездьника Козма и Дамияне поспешита борзо к кончю» (Пролог XIV в.).
И несколько далее тот же писец сообщает читателям: «Како ли не обьестися… поставять кисель с молоком». Пскович, переписчик ирмология 1344 г., счел нужным записать следующее: «Сести ужинат — клювования с салом рыбьим». В Псковском Шестодневе 1374 г., написанном тремя разными писцами, текст, писанный последним, третьим писцом, представляет собой своеобразный дневник, из которого выясняется и положение этого писца, и его хозяйство, и привычки. Уже на третьей странице порученной ему части текста он приписывает: «Поити на вечернию. На память святого мученика Климянта» (л. 77) [1488] .
1488
Н.М. Каринский. Исследование языка псковского Шестоднева 1374 г. — ЖМНП, 1916, февраль, стр. 202–203. — На снимке № 3 приведено факсимиле этого писца.