Реми
Шрифт:
— Иисусе, ты серьезно? — в моей груди будто узел от напряжения, когда я провожу рукой по лицу и смотрю в окно, дрожа от мысли о всех годах, когда никому не было дела до того, вляпаюсь я в неприятности или нет. — Ты как взрывчатка, ты в курсе?
Ее щеки еще больше краснеют, когда она кивает. Она выглядит так красиво, как чертова радуга. Мне хочется прекратить этот спор, взять ее к себе и заняться с ней любовью.
Поднимаясь на лифте, я держусь подальше. Я хочу закончить то, что мы начали на танцполе. Хочу схватить ее, поцеловать и обнять. Хочу, чтобы она
— Все в порядке, — говорит она, касаясь моего плеча, и все, о чем я могу думать, это: «Боже, Брук. Ты такая милая и невинная. Останешься ли ты такой же, когда я стану маниакально-темным?»
Я весь напряжен, когда я вижу ее пальцы на мне, мысленно я наклоняю голову и провожу языком по ее пальцам, вверх по руке, плечам, шее и останавливаюсь на рте. Прежде чем я могу это сделать, она делает шаг назад в свой угол и смотрит на меня в замешательстве широко раскрытыми глазами.
Я сгибаю руки и пытаюсь успокоиться.
— Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с этими ублюдками, — говорю я, проводя рукой по своим волосам на секунду. — Я собираюсь сломать к чертовой матери все кости Скорпиона и вырвать его глаза, как только представится такая возможность.
Она кивает, и я как-то успокаиваюсь, но даже тогда я борюсь с желанием обнять ее.
— Могу я побыть в твоей комнате, пока ребята не вернутся? — спрашивает она.
Я колеблюсь, затем мысль о том, что ее запах останется в моей комнате, заставляет меня кивнуть, как истинного мазохиста, и она идет за мной. В моем номере она присаживается на диван в гостиной, и я включаю телевизор для отвлечения.
— Хочешь что-нибудь выпить?
— Нет, — говорит она. — Я никогда не пью за день до полета, иначе буду вдвойне обезвожена.
Я достаю две бутылки воды в баре и сажусь возле нее.
— Почему у тебя были проблемы, когда ты участвовал в профессиональных боях? — спрашивает она.
— Я ввязывался в драки, вроде той, которую ты предотвратила, — отвечаю я низким хриплым голосом. Затем смотрю в экран, и челюсть сжимается от воспоминаний. Я проснулся и обнаружил, что телевидение горит новостями обо мне. Я маниакальный. Меня спровоцировали. Я действовал так, как всегда. Моя жизнь закончилась, просто как у Брук, когда она разорвала свою ПКС.
Тем не менее, она сидит здесь, рядом со мной, моя женщина.
Моя сильная, красивая женщина, которая сегодня защищала своего мужчину.
Меня съедает потребность заключить ее в свои объятия. Ни одна женщина еще никогда не вызывала во мне желание прижаться к ней и прижать ее к себе, но если я прижму ее к себе, то поцелую ее красивый рот, а если поцелую ее красивый рот, то меня уже не остановить.
Я все еще изнурен, тестостерон затопляет мои вены, а тело напряжено от недель неудовлетворенного желания. Но мне нужно быть ближе, и я ловлю себя на том, что медленно вытягиваю руку на спинке дивана. Так чертовски близко,
Она смотрит на меня сквозь свои ресницы, будто хочет, чтобы я был еще ближе, и я понимаю, что на экране телевизора какие-то страстные поцелуи, которые раздражают меня так сильно, что я выключаю его. Хочу, чтобы было достаточно тихо, чтобы я мог слышать звук ее дыхания, слышать, как оно учащается просто из-за меня. Направляюсь рукой к ее шее, и нежно ласкаю пальцем мягкую кожу на ее затылке. Она дрожит.
— Почему ты сделала это для меня? — спрашиваю ее я охрипшим голосом.
— Потому что.
Она удерживает мой взгляд, ее янтарные глаза такие живые и завораживающие, внутри меня загорается огонь, когда я сжимаю ее затылок, настаивая:
— Почему? Кто-то сказал тебе, что я не могу о себе позаботиться?
— Нет.
Ее рот более притягателен для меня, чем что-либо, чего я когда-нибудь хотел и без чего приходилось обойтись. Закрываю глаза и упираюсь своим лбом в ее. Я жажду ее аромата, не могу прекратить вдыхать ее. Слышу, что она тоже вдыхает мой аромат, когда ощущаю легкое прикосновение её пальца на моих губах. В груди все затягивается в узел от желания, и я высовываю язык. Я жажду почувствовать вкус. Ее. Она вздрагивает. Останавливаясь, я издаю стон и посасываю ее палец во рту, закрывая глаза и наслаждаясь ею.
— Ремингтон... — мое имя на ее губах достаточно меня разогревает, чтобы взорваться.
— Дорогая, я дома! — захлопывание двери и саркастический голос Пита ошеломляет нас. — Просто хотел убедиться, что вы, ребята, нормально добрались. У Скорпиона определенно стояк при мысли о тебе за решеткой.
Включается свет и осознание того, что я делаю, поражает меня, как удар кувалдой. Я отпускаю ее палец и отхожу к окну, тяжело дыша, пытаясь взять себя в руки. Какого черта я делаю? Она не имеет никакого понятия обо мне.
— Мне лучше уйти, — говорит она.
Пит смотрит, как она уходит, затем смотрит на меня, как я стою здесь, мучаясь, будто это мой последний день.
— Я просто подожду тебя здесь, Рем, — спокойно говорит Пит.
Сгорая под кожей, я разочарованно сжимаю челюсть, сжимаю руки в кулаки и следую за ней в ее комнату, чувствуя себя таким заведенным, что готов прорваться сквозь джинсы.
Я так сильно ее хочу, что даже не думаю о чем-то другом, кроме того, как она выглядит, как пахнет, как она просунула свой чертов палец мне в рот.
Когда она засовывает ключ в скважину, я позволяю себе пофантазировать, что это наша комната. Или хотя бы, что только ее. И она откроет дверь, и я зайду за ней внутрь. Медленно ее поцелую. Уложу ее на кровать. Покрою ее поцелуями.
Но это не только ее комната. Я поселил ее вместе с Дианой, так что я не захожу. Но может мне не нравится больше оставаться в стороне, черт возьми! Мгновение она ждет, и наконец, оборачивается.
— Спокойной ночи, — шепчет она, и поднимает свой взгляд на меня.