Реми
Шрифт:
— Когда починим тебя, я покажу тебе, как меня повалить, — шепчу я, поднимая глаза к ее и, Боже, я смог бы съесть ее. Съесть. Ее. Она покусывает свою нижнюю губу, ее глаза широко раскрыты и почти беззащитные, когда она позволяет мне ввести ее ногу в то, что должно приравниваться к ледяным водам Антарктиды.
— Холодно? — спрашиваю.
Она звучит так, будто у нее перехватило дыхание:
— Ага.
Медленно, я окунаю ее ногу глубже, и она полностью напрягается, а с ее лица исчезают все эмоции. Я разрываюсь между желанием перестать мучить ее и вылечить ее лодыжку.
— Добавить больше
Она качает головой и затем удивляет меня, когда засовывает ногу полностью в воду.
— Вот черт! — выдыхает она. И я знаю, что должен удержать ее ногу там несмотря ни на что, но мой инстинкт защитить ее настолько усилился, что я вытаскиваю ее ногу из воды, прижимая ее к своему прессу, чтобы согреть теплом своего тела. Мои мышцы от неожиданности сжимаются, а ее широко раскрытые удивленные золотые глаза в шоке останавливаются на моем лице. Каждый из ее крошечных холодных пальцев обжигает мою кожу, а я так хорошо научил свое тело принимать боль, что мне хочется почувствовать их ближе. Я охватываю рукой ее стопу и удерживаю.
Она затаила дыхание. От холода. Или из-за меня? Ее голос также звучит слабо.
— Не знала, что ты занимаешься педикюром, Реми.
— Такой уж у меня фетиш.
Я лениво улыбаюсь, затем вытаскиваю кубик льда и нежно провожу им по ее лодыжке. Убеждаюсь, что ее кожа не горит, когда я это делаю, и я двигаюсь достаточно медленно, чтобы слышать, как ускоряется ритм ее дыхания. Перевожу свою руку на стопу и массирую пальцем изгиб, продолжая ласкать ее кубиком льда.
Ее голос дрожью проходит сквозь меня, будто перышком поглаживая мои внутренности.
— Ты и маникюр умеешь делать?
Я поднимаю взгляд на нее на кровати, смотрящую на меня так, как смотрят женщины, когда хотят отдать себя, и хищник во мне настолько готов, что я тоном своего голоса позволяю ей узнать, о чем я думаю, что я действительно хочу, когда говорю:
— Давай я сначала закончу с ногой, а потом займусь всем остальным.
Я продолжаю свои действия со льдом и, когда прикосновение ее ноги к моему прессу ощущается, как ласка, сквозь меня проходит удар молнии.
— Уже лучше? — хрипло спрашиваю я, а мой мозг кричит мне поцеловать ее. Она выглядит так, будто хочет этого. Ее розовые губы раскрыты. Ее глаза сияют от жара, когда она смотрит вниз на меня. Ее нога на моем животе ласкает квадратики моего пресса, причем не случайно. Мои руки охватывают ее ногу, и я жажду опустить голову и облизать ее пальцы, изгиб ее ноги, вверх по ее ноге. Мне хочется снять этот облегающий комбинезон с ее тела, почувствовать ее кожу своими губами, пальцами, костяшками пальцев, ладонями. Меня тянет к ее силе и сладости, ее смелости, которая пробуждает во мне желание прижать и дразнить ее, которая вытаскивает меня из моей собственной пещеры, моих собственных стен, если только для того, чтобы поймать ее и занести обратно в пещеру вместе со мной.
Я не знаю, как это называется, или может, знаю.
Это единственное в жизни, с чем я не хочу бороться.
Впервые в моей жизни я думаю о чем-то, кроме траха и драки. Мне хочется позаботиться об этой девушке. Думаю о том, как хочу жестко ее
— Да, уже намного лучше. Спасибо тебе.
Мы занимаемся каким-то перетягиванием ее ноги, когда она пытается освободить ее, а я не слишком рад отпустить, и затем открывается дверь и появляется Диана.
— Вот ты где. Я должна накормить тебя, чтобы ты восстановил силы до завтра!
Я пялюсь на Брук, сбитый с толку, как черт и то, как она смотрит на меня, будто я вообразил себе связь между нами, чертовски запутывает меня. Какого черта? Прямо сейчас я мог бы поспорить на свою жизнь, что она хотела меня так же сильно, как и я ее. Я бросаю лед в ведерко и опускаю ее ногу.
— Мне жаль, что так вышло с твоей лодыжкой, — говорю я ей. Она хотела, чтобы я извинился и теперь получает это. — Не волнуйся, если не поправишься до боя.
— Нет. Это не твоя вина. Я буду в порядке, — спешит она сказать.
Я все еще сбит с толку, когда поднимаюсь.
— Я скажу Питу найти для тебя какие-нибудь костыли.
— Я буду в порядке. Так мне и надо, буду знать, как наезжать на деревья, — отвечает она, когда я направляюсь к двери.
Я останавливаюсь и смотрю на нее, пытаясь прочесть и, на мгновение, она смотрит на меня, выглядя такой же запутанной, как и я себя чувствую.
— Удачи, Реми, — говорит она.
Подавленный огромным разочарованием, я подумываю пройти через комнату и накрыть ее рот своим, даря ей настолько чертовски влажный и глубокий поцелуй, что в ее голове не останется сомнений о том, что она моя. Вместо этого, я провожу руками по волосам и выхожу, затем направляюсь прямо в свой номер, где знаю, что найду Пита либо за ноутбуком, либо с телефоном.
— Найди кого-то, чтобы осмотрел растяжение Брук. Достань ей какие-нибудь гребаные костыли. И организуй завтра после боя две машины, я хочу быть с Брук наедине, — я пересекаю гостиную в поисках еды.
Пит звонит консьержу.
— Желаешь «Эскалейд» или ты бы хотел, чтобы кто-то отвез тебя? — его крик застает меня на кухне, когда я поглощаю еду, приготовленную Дианой.
— Достань мне водителя, хочу, чтобы мои руки были свободными.
ПРОШЛОЕ
ОНА ДЕРЕТСЯ
Я разогрелся и полностью готов.
Делая растяжку для ног и подпрыгивая на месте, я сжимаю пальцы и поворачиваю голову в одну сторону, затем в другую. Райли поднимает три пальца вверх, и я готовлюсь выйти на три. После еще пары прыжков, я снимаю наушники, надеваю халат, а затем жду, когда слышу это:
— А сейчаааас, дамы и господа, приветствуем: неповторимый, Ремингтон Тейт «РАЗЗЗЗЗРЫВНООООООЙ»!
Продвигаясь по дорожке, выхожу, следуя за объявлением, затем запрыгиваю на ринг, снимаю халат и отдаю ее ребятам в углу. Шум становится громче, когда я распахиваю руки и поворачиваюсь вокруг, оглядывая свою толпу. Сотни голов повернуты в мою сторону, размахивают плакатами и всяким дерьмом в воздухе, когда от имени Разрывного содрогается потолок.