Рена и таинственный чародей

Смит Шервуд

Поговорили они и об отце Рены. По описанию дяди Арбран был ленивым и пустым человеком, на которого нельзя было положиться. Он даже был не очень хорошим чародеем, и половина его театральных иллюзий ему просто не удавалась. Зачастую прямо посреди представления рушились созданные им волшебные декорации, и актерам приходилось доигрывать пьесу на пустой сцене.

Но тетя Ниссал перебивала мужа и убеждала Рену не верить ему. По ее словам, отец был добрым парнем, которого все просто обожали, и актеры прощали ему любые неудачи. Когда он принимался рассказывать свои замечательные истории, никаких волшебных иллюзий и не требовалось.

Все как бы переносились в мир его фантазий.

Рена не сказала тете о бумаге, которую она подписала по требованию дяди, тот тоже не обмолвился ни словом. Сын тети Нисс, а значит, брат Рены, весь вечер дичился и держался в стороне. Рена уж было подумала, не ревнует ли он к своей матери, ее тете Нисс?

Коннор быстро ушел в свою комнату и не показывался. Но Рена, проходя уже под утро мимо его комнаты, заметила полоску света, выбивавшуюся из-под двери. Неужто он не ложился всю ночь? За завтраком у Коннора слипались глаза, но он выглядел довольным и тайком сознался, что всласть поработал над своей пьесой.

— Она почти закончена, — сказал он с гордостью, подавляя зевок.

Рена задумалась, держа на весу нож и полуочищенное яблоко с пружинкой свисающей кожуры.

Тетя вернула ее к действительности, радостно сообщив:

— Яблок для начинки достаточно. Иди сюда и внимательно наблюдай за тем, что я делаю. Ты должна выучить этот рецепт. Он в нашей семье переходит от бабушки к внучке уже восемь поколений. Это семейная тайна!

Рена надела передник и стала смотреть, как маленькие плотные руки тети Нисс быстро орудовали с тестом. «У нас в приюте работа на кухне считалась самой противной и скучной», — думала Рена, вдыхая запахи печеных яблок и корицы. — «Оказывается, это прекрасно! Здесь так спокойно. Как, наверное, приятно иметь свой дом и жить всем вместе! Только вот кислая физиономия братца Нэда все портит». На мгновение Рена почувствовала боль оттого, что так опрометчиво и с бездумной готовностью отказалась от своего наследства, но, взглянув на тетю, решила, что жертва того стоила. «Я вернусь сюда, как только смогу», — пообещала она сама себе. — «И порадуюсь, что у меня есть семья, есть дом, где меня ждут. Может быть, сумею подружиться с Нэдом, и он перестанет хмуриться. Но кажется, у меня, как у отца, зуд в ногах. Мне дороже свобода, путешествия и приключения, чем это наследство — гостиница и сидение до старости на одном месте».

За их спиной открылась дверь. Рена оглянулась и увидела Коннора. Сердце ее сжалось от нехорошего предчувствия. Лицо Коннора было бледным, глаза горели.

— Рена, — с напором произнес он. — Я думаю, нам надо идти.

— О, еще немного, — попросила Рена. — Мы же обещали сначала нанять сопровождающих…

Звон солдатских шпор оборвал ее на полуслове. Вряд ли посетители «Двух барсуков» ходят в солдатских сапогах!

Коннор молчал. Рена и ее тетя замерли.

Дядя и брат Нэд стояли в углу кухни, с изумлением глядя на вошедших людей в синей форме. Рена сразу же догадалась: Синие!

Предводитель, человек с длинными рыжеватыми волосами, сухо прокаркал:

— Мы тут, чтобы сопровождать принца Коннора Шалтара и ученицу чародея Рену назад в Кантирмур по приказу герцога Фортиана Рисмордита.

— О-ох! — простонала Нисс, падая на стул.

Братец Нэд переводил недоуменный взгляд с Рены на Коннора, рот его открылся, а утюг, который он нес,

чтобы поставить на плиту, грохнулся на пол, рассыпая черные угли.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Тайрон попытался вытянуться, но решетка его клетки впилась в тело. Пересохший язык едва двигался в пасти. Голова горела, мысли путались.

«Я не собака», — настойчиво повторял он про себя. — «Я Тайрон, наследник Галфрида. Выберусь, вырвусь отсюда!»

Его втиснули в тесный проволочный ящик. Вокруг была непроглядная тьма. Приходилось полагаться на свой нюх. Но ни один запах не прилетал сюда, ничто не могло подсказать, где он находится и кто его тюремщик.

Один раз в день ему давали немного еды и воду, как раз столько, чтобы он не умер. Жажда и голод мучили непрестанно.

«Я знаю, зачем это делается. Они хотят, чтобы мое собачье тело своей болью заглушило человеческий разум, который еще тлеет во мне. Но я не сдамся!»

Потеряв во тьме счет времени, он все же каким-то шестым чувством определил, что пищу приносят поздно вечером. Воздух, который врывался вместе с тем, кто приносил еду, пах затхлой влагой и подвальным холодом. Нет, это не был воздух улицы, свободы!

Приносящий пищу иногда разговаривал с ним, но произносил слова свистящим шепотом, и от этого голос его невозможно было узнать. А запаха у него не было! Какое-то волшебное заклинание скрывало настоящий запах неведомого чародея.

«Если я не ошибся, он скоро явится», — думал Тайрон. — «Скорей бы! Я умру от жажды!»

Он закрыл глаза, но не позволял себе заснуть. «Надо быть настороже! Только не спать!» Сны его были всегда собачьими, и, просыпаясь, он долго не мог собраться с мыслями, в голову лезли драки, погони, псиные морды, зубы, хвосты… Если это заточение продлится еще несколько дней, он как-нибудь проснется собакой и больше никогда ничего не вспомнит!

«Как это делала Рена в прошлом году? Она тоже долгое время провела в облике собаки. Галфрид говорил, что ей удавалось сохранить человеческий разум внутри собачьего тела намного лучше, чем кому-либо прежде. Как жаль, что я не выспросил ее подробнее».

Он думал обо всем, лелеял и повторял по многу раз любую пришедшую в голову мысль. Главное — не давать разуму угаснуть. Он стал думать о тех приключениях, которые пережил вместе с друзьями. Этого хватит надолго…

Дверь открылась, и раздался голос:

— Ну, как поживает могущественный маг-путешественник?

Тихий, едкий смех шипением растекся во тьме. Воздух заколебался от дыхания Приносящего Пищу, Тайрон судорожно повел носом, стараясь уловить слабое дуновение, почуять, угадать по запаху, кто скрывается во мраке. Запах еще скрыт защитным заклинанием. Но ничего, когда-нибудь ты забудешь укрыться, и я узнаю, кто ты!

— Не умеешь говорить, собачка?

Теперь Тайрон чуял лишь запах воды. Сухим языком он облизал челюсти, горящий нос.

Голос опять сипло засмеялся, когда Тайрон упал мордой в плоское блюдце с водой, вылизывая каждую каплю. Потом он облизал лапы, надеясь, что на шерсти осталась хоть капелька влаги.

— Потерпи еще несколько дней, и встретишься со своим новым хозяином.

Тайрон ничего не слышал. Воды… Еще немного… Нет, нет, нельзя превращаться в бездумное животное… Пересилив себя, Тайрон стал вслушиваться в слова Приносящего Пищу.