Ренни
Шрифт:
— Мина, позволь мне…
— Тебе, наверное, не следует сейчас находиться на улице, — оборвала я его. — Некоторые люди могут расстроиться, если кто-то всадит пулю тебе в сердце. Не я, конечно, — злобно добавила я, слишком обиженная, слишком оскорбленная, слишком потрясенная, чтобы быть чем-то иным, кроме жестокости, — но некоторые люди.
— Мина, я думал…
— Ты подумал о чем? — рявкнула я, когда мы подошли к воротам комплекса. Я повернулась к нему лицом, обнаружив на его лице раскаяние. Но для этого было уже слишком поздно. Были некоторые ошибки, которые нельзя было стереть грустными глазами. — Ты думал, что я каким-то
Это был удар ниже пояса, и я могла видеть, какой эффект это произвело, когда он поморщился.
— Ты не хочешь со мной разговаривать, — странно сказал он долгую секунду спустя.
— Я все время с тобой разговариваю! Когда мы не занимаемся сексом, мы разговариваем.
— Ты говоришь о Хейлшторме и своих тамошних друзьях. Ты рассказываешь о местах, которые ты видела, о профилях, которые ты делала, о еде, которую ты ненавидишь, и о фильмах, которые ты любишь. Ты мне ничего не говоришь о своем прошлом.
— Тебе никогда не приходило в голову, Ренни, что мы — нечто большее, чем наше прошлое? Наше испорченное детство? Что это лишь малая часть общей картины? Все остальное — мои друзья, мои путешествия, мои предпочтения, моя работа — все это составляет большую часть того, кто я есть, чем тот факт, что мои родители, блядь, не любят меня!
Эта последняя часть была произнесена с криком, который заставил парней у ворот перестать притворяться, что они не слушают, и полностью переключить на нас свое внимание, когда я ударила его руками в грудь, толкая его обратно к воротам.
— Я думаю, ты обманываешь себя, если не думаешь, что то, что они тебя не любят, не оказывает огромного, изменяющего твою жизнь влияния на твою жизнь.
— О, черт возьми, Ренни. Это не остановило меня. Я люблю людей. Я люблю Ло, и Джейни, и Малкольма, и Эшли, и…
— Ты любишь людей платонически, — оборвал он меня. — Ты никого не любишь по-настоящему.
Я почувствовала, как меня передернуло от этого, от правды об этом.
Потому что на самом деле я любила тех людей, которые, если бы моя любовь не была взаимна или если бы их любовь была отнята у меня, это не опустошило бы меня. Это была легкая любовь.
— Ты когда-нибудь была влюблена, Мина? — спросил он, чертовски хорошо зная, что уже знает ответ на этот вопрос. — Или ты слишком боялась, что, что бы ты ни сделала, они никогда не смогут полюбить тебя в ответ?
— Я никогда не была с кем-то достаточно долго, чтобы любить его, — защищалась я, зная, что это правда. Это всегда было легко, непринужденно. Не совсем отношения на одну ночь, но и не совсем полноценные отношения. Флирт. Интрижки. Это было то, чем я позволяла мужчинам быть для меня. Если бы я могла опошлить их присутствие в своей жизни, мне было бы легче отказаться от того, чтобы мои чувства к ним были чем-то большим, чем тривиальными.
— Почему? Потому что ты им не позволила? Потому что им надоело ждать, пока ты их впустишь? Чтобы отдать им частички себя?
— Потому что я не хотела, чтобы они были большей частью моей жизни, Ренни. Не каждой женщине нужно все время иметь мужчину. Я долгое время прекрасно обходилась без них.
— Конечно, детка, но какого хрена ты вообще согласилась на «просто хорошо» в отношениях,
— Больше… чего? Этого? Споров? — Я выстрелила в ответ. — Это так весело и так чертовски приятно! — сухо добавила я.
— По крайней мере, это чертовски реально, — возразил Ренни. — Это не тщательно подобранные слова, которые соответствуют тщательно построенной головоломке, в которую ты хочешь превратить свою жизнь.
— Это уродливо, — сказала я, качая головой. — Ты видишь, что сделал это, верно? — спросила я, подавляя рыдания, которые пытались вырваться у меня. — Ты взял то, что было хорошим, это было хорошим, по-доброму и взаимно, и ты сделал это чем-то совершенно другим.
— Я не хотел от тебя только хорошего, Мина. Я не хотел тебя из-за твоих совершенств. Я хотел тебя, потому что я просто чертовски хотел тебя, твои недостатки и все остальное. Но ты не отдала бы это мне. Ты бы не доверила мне то, что важно для тебя.
— Ты не понимаешь…
— Я не понимаю? — рявкнул он, оттолкнувшись от забора и возвышаясь надо мной. — Я рассказал тебе всю грязную историю моего воспитания. Ты знаешь дерьмо, которое я никогда раньше не рассказывал ни одной гребаной душе. У тебя есть все мои недостатки, все мои уродства. Я доверил это тебе. И ты не дала бы мне шанса показать тебе, что ты можешь доверять мне свои скелеты.
— Так ты… что? Ты заставил меня это сделать? Ты откопал моих родителей и притащил их сюда, и ты размахивал ими передо мной, и ты заставил меня пойти туда совершенно неподготовленной. Я не видела их восемь лет, Ренни! Тебе не кажется, что у меня, возможно, были свои причины? Тебе не кажется, что я, не знаю, может быть, хотела бы почистить свои чертовы зубы и поправить свои гребаные волосы, прежде чем снова их увижу, а не идти туда в леггинсах, которые надел бы какой-нибудь подросток, за что моя мать молча осуждала меня с той секунды, как я вошла в ту дверь?
— Мина, успокойся, — сказал он тихим и успокаивающим голосом, и именно в этот момент я поняла, что все кандидаты вышли на улицу из-за очень громкой сцены, которую я внезапно устроила.
— Не говори мне успокаиваться. Не говори мне, что я слишком остро реагирую. Как бы тебе понравилось, если бы я нашла твоих родителей и притащила их сюда? И возможно выудила копию «Воспитания Ренни» и узнала все, что ты никогда не хотел, чтобы кто-то знал, а затем использовала эти факты, чтобы вывести тебя из себя? Как бы тебе это понравилось? Ты точно знаешь, что бы ты сделал, точно знаешь, что бы сделала я…
— Не надо, — оборвал он меня, качая головой. И, если бы моя ярость не ослепляла меня, может быть, я бы увидела боль в его глазах. — Не делай этого, Мина.
— Я этого не делаю, — сказала я, сильно моргая, потому что почувствовала, как слезы защипали мне глаза, совершенно униженная тем, что они вообще существовали. — Я этого не делаю. Ты сделал это. Ты заставил меня сделать это.
— Мы можем…
— Мы можем, что? Мы можем с этим разобраться? Нет, на самом деле, мы не можем. Ты хотел, чтобы я доверяла тебе, а потом пошел дальше и сделал то единственное, что мог сделать, чтобы я никогда не смогла этого сделать. Ты вообще об этом думал? Или это было одно из твоих «Я в том состоянии, и поэтому мне сойдет с рук все, что я захочу»? Потому что я здесь не одна из твоих братьев. Мне не нужно ухмыляться и терпеть это. Мне не нужно с этим мириться. И я этого не сделаю.