Репетиция конца света
Шрифт:
Катерина, которая во время этой речи неотрывно смотрела на Алену, так-таки и ела ее взглядом, вдруг эти свои распутные глазищи резко отвела, и Алена мгновенно просекла ход ее мыслей: девочки требуют деньги, даже с товаркой по работе не желают иметь дело бесплатно. А может, не нравится она им. Но платить Катерине неохота. Вот она и решила поиметь удовольствие на халяву, запугав неосторожную дуреху...
Катерина снова вскинула на нее глаза – и стало ясно, что ход мыслей Алены ей понятен. Лицо исказилось от ярости, зубы сверкнули в поистине зверином оскале.
– Ничего, не думай, что такая умная, – хрипло выдохнула она. – Я тебя все равно достану, достану!
И с этими словами она вдруг выскочила из комнаты, захлопнув за собой дверь. И прежде чем ошеломленная Алена успела пошевелиться, она услышала, как повернулся ключ в замке.
– Гоша,
Высокий парень, медленно, нога за ногу, спустившийся с крыльца ИПФАНа и остановившийся в раздумье, словно не зная, куда идти дальше, исподлобья поглядел на синюю «Ауди», которая затормозила с ним рядом.
– Да нет, спасибо, я лучше пройдусь.
– Садись, садись. Прокачу с ветерком. Если честно, мне с тобой посоветоваться надо.
Олег Кирковский постарался придать своему взгляду самое что ни на есть озабоченное выражение.
Осунувшееся лицо его коллеги оставалось унылым, но в глазах что-то проскользнуло, что-то живое, сочувственное. Закон природы – собственное горе кажется не таким тяжким, если рядом страдает кто-то еще.
Олег искоса поглядывал на Гошу, пока тот медленно усаживался на переднее сиденье, вяло натягивал ремень безопасности. Такое ощущение, что у парня нет ни на что сил. Эти впалые щеки, чернота под глазами, истончившиеся пальцы. Он когда ел в последний раз, интересно? Да еще и эта черная одежда, которую он носит второй месяц, подчеркивает резкую худобу и болезненный цвет лица. И дело не только во внешности. В Гошке что-то словно бы надломилось, нет, сломалось вообще!
Олег знал его давно – они когда-то учились вместе в школе, правда, в параллельных классах, потом вместе поступили на физтех в университет, потом попали по распределению в престижный ИПФАН. Работали в разных отделах, но как-то общались. Внезапную перемену в Гоше не заметил бы только слепой. Олег отлично помнил, какой это был веселый, компанейский, жизнерадостный парень. Он словно бы светился изнутри – всегда, всю жизнь! А как его любили женщины! Еще в школе, класса с седьмого, Гошка Воропаев был кумиром всех девчонок. В институте продолжалась добрая традиция всеобщих ухаживаний за «нашим солнышком». Что характерно, у него был настолько легкий, дружелюбный нрав, что даже парни его любили и не злились на своих подруг, когда те вдруг, одна за другой как заговоренные «западали» на Гошку. То есть на подруг-то они как раз злились, это само собой, но только на них, а не на Гошку. На него просто невозможно было сердиться. Посмотрит своими жуликоватыми сверкающими глазищами, улыбнется виновато: «Парни, да при чем тут я? Разве я виноват? Знали бы вы, как бы я хотел, чтобы они все во мне разочаровались! Устал – не могу!» И все вокруг – в покатуху, столько искренней досады в этом мягком голосе, так демонстративно сгибаются плечи, такой истомленный беспрерывными бессонными ночами делается у Гошки вид.
Женщины его любили, он их любил, но все его романы были однодневками, девчонки, девушки, женщины ему мгновенно надоедали, а расставаться с ними он умел легко и просто, без взаимных обид. Кончалась постель – сохранялись ни к чему не обязывающие дружеские отношения. Ему вечно таскали то конфеты, то яблоки, то домашние пирожки, то какие-нибудь фирменные салатики, по нему вздыхали, лили слезы – и при этом посмеивались над ним.
Однако не надо думать, что Гоша был этаким тепличным дамским угодником. Стрелял отлично, занимался какими-то восточными штучками, а если внешне не напоминал качка, то лишь потому, что его худое тело было просто-таки перевито мышцами. Насколько знал Олег, Гоша был призером каких-то соревнований, его пытались переманить из ИПФАНа в некие структуры, обеспечивающие безопасность частных богатых фирм, но он пока что, как дурак, держался за физику и только иногда, когда зарплату начинали сильно зажимать, грозился, что плюнет на все и уйдет в секьюрити.
Короче, Гоша Воропаев был в полном смысле слова идеальным образчиком мужского пола, и ипфановские дамы здорово напряглись, когда он вдруг появился на новогодней вечеринке не один. И сразу всем стало ясно, что эта высокая зеленоглазая девушка рядом с ним – не просто так, лишь бы время провести. Он держал ее за руку, он кругами вокруг нее ходил, он не спускал с нее глаз, словно страж, охраняющий нечто свое собственное . В девушке был найден миллион недостатков – женской частью ИПФАНа, понятно, – ну а мужская часть сошлась
С тех пор Гоша периодически занимал телефон вкрадчивым курлыканьем со своей милой Милой (ее так и звали – Мила, но было это уменьшительным от «Людмила» или Гошка сам так окрестил предмет своего обожания, никто не знал); иногда опаздывал на работу и частенько засыпал, устроив голову на папках, сложенных одна на другую на столе, причем так причмокивал губами, что только дурак не мог понять, что снятся ему пылкие поцелуи; живо интересовался предметами дамского туалета, которые иногда притаскивали в институт бродячие коммивояжеры, и скоро всем заинтересованным лицам стало известно, что милая Мила любит духи от Мэри Кэй (безумная цена!), белое и только белое кружевное белье, стринги и комбинации не носит, как и колготки со «штанишками» – предпочитает с «трусиками»... Ну и всякое такое.
И вот однажды всему этому пришел конец. Гоша исчез на несколько дней, а когда появился, даже самые верные поклонницы его не сразу узнали и решили, что их кумира попросту подменили. Вместо «солнечного мальчика» сидел за столом или бродил по коридорам какой-то призрак – бледное, мрачное подобие прежнего Гоши Воропаева. А вскоре медленно, но верно пополз по ИПФАНу слух о причине такого страшного превращения: девушка, которую он любил, внезапно умерла. То есть, как стало известно от кого-то осведомленного, она вообще болела сердцем, с трудом выжила после очень сложной операции, и вот только-только перед ней забрезжила надежда на выздоровление и счастье, как она умерла от какого-то потрясения. Подробностей никто не знал, от Гоши вообще ни слова было не добиться. При малейшей попытке навести разговор на события его личной жизни он мрачнел еще больше, замыкался, отмалчивался – и под любым предлогом норовил покинуть человека, который растравил его рану.
Поэтому Олег даже не пытался задавать кретинские вопросы, типа: «Как жизнь?» или что-то в этом роде, а сразу перешел к своим проблемам и выпалил:
– Слушай, по-моему, у меня баба спятила!
Гоша и бровью не повел, бездумно глядя прямо перед собой. Как будто речь шла о совершенно постороннем человеке. А между тем с Любой Кирковской он был знаком не только через Олега, но и через Любину двоюродную сестру Ольгу Караваеву, которая училась в той же школе, что и Олег с Гошей, правда, на два класса младше. Нечего и говорить, что в школе Ольга принадлежала к числу самых пылких Гошиных поклонниц. Правда, она была девчонка трезвомыслящая и очень скоро поняла, что нет смысла тратить жизнь на вздохи по мужику, который тебя в упор не видит. Ольга очень старательно устраивала свою личную жизнь, у нее появился какой-то мужик, он Олегу не нравился жутко, но главное, чтоб нравился Ольге. Они уже и ребеночка родили, но это Олега, понятно, интересовало мало. Люба раньше тоже затаенно вздыхала при редких встречах с Гошкой Воропаевым, но и она была баба деловая и практичная, не хуже сестры. Вот ее практичность и волновала Олега до такой степени, что он решил хоть с кем-то на эту тему посоветоваться. Разговором с Гошей можно было убить сразу двух зайцев: и встряхнуть этого бедолагу, и выслушать, вполне возможно, толковый совет, ведь раньше Гошка славился своей логикой и доброжелательной житейской мудростью... Но сейчас, поглядев в его пустые глаза, Олег пожалел, что не нашел другого советчика. Похоже, и логика, и все прочие качества у Гоши редуцировались до нуля.
Минуло не менее пяти минут после попытки Олега завязать разговор, и только тут Гоша разомкнул уста:
– Спятила? Любка? И в чем это выражается?
Олег облегченно вздохнул. Нет, серьезно, он так обрадовался, что в Гошином голосе зазвучали какие-то живые, человеческие нотки, что даже собственные проблемы показались не столь уж существенными.
– Понимаешь... – хмыкнул он смущенно. – У меня имеются некоторые сексуальные причуды. Не стану тебе подробно рассказывать, это не патология, нет, – это не более чем причуды. Кто-то обожает, когда любимая хлещет его плеточкой по голому заду. Кто-то изображает сцену жуткого насилия собственной жены – и оба, что характерно, ловят от этого невероятный кайф. Ну а есть фетишисты...