Репетиция конца света
Шрифт:
Нет, вряд ли. Потому что, когда парень в косухе качал права в борделе, убеждая Катерину, что Алена находится там (и он, между прочим, не ошибался!), мент убеждал под балконом какого-то мужика в длинном пальто, что потерял «эту суку».
Боже ты мой! Да ведь там еще был мужик в длинном пальто, который и руководил действиями мента! То есть обладатель «жигуля» и электрошокера – всего лишь исполнитель чьих-то категоричных и жестоких приказов. Исполняя их, он захватил Алену, притащил в комнату, которую снимает у какой-то зачуханной алкоголички, привязал тут ее к дивану, убежденный, что хозяйка не пожелает ссориться с выгодным квартирантом и носа не сунет в его «покои», даже за такой безделицей, как томик Рубцова.
И, словно в насмешку, позабытые запьянцовским Лехой строчки ернического рубцовского стихотворения всплыли в ее памяти:
Спотыкаясь даже на цветочках,Боже! Тоже пьяная! В дугу!Чья-то равнобедренная дочкаДвигалась, как радиус в кругу.Мысль о спасении, о бегстве двигалась, как радиус в кругу, в голове Алены, снова и снова возвращаясь к исходной точке: все ужасное, необъяснимое, мучительное началось в ее жизни с тех пор, как ее бросил Михаил. Конкретно с того дня. Будь он проклят за то, что обрек ее на страдания физические и моральные! Только из-за него она стала тем, чем стала: гулящей бабой, загнанным зверем, беспомощной жертвой...
Чьей жертвой? Чьей, черт побери?! Ответа на этот вопрос по-прежнему не было. И на множество других – тоже: что происходит? Почему? За что?!
И что ее ждет впереди?
«Я хотел, чтобы наш ребенок рос хорошим, добрым, умным. Я все делал, чтобы сохранить семью. Мне одному трудно было тянуть все это. Ты просто игралась со мной. А при первой же возможности изменила. Теперь это у тебя вошло в привычку. Подло это. Ну ладно, если бы просто переспала, а то ведь у тебя характер – раз и отрубила. Что в нем, если он такой хороший, почему его твоя сестра так боялась? Ты этот вопрос себе задавала: она ведь никого никогда не боялась, почему боялась его? Как бы и тебе страшно не стало. А разве со мной тебе было страшно когда-нибудь? Я тебя бил? Никогда. Я только все время твердил – не ври мне, пожалуйста. А ты все врала, завиралась, потом сама запутывалась. А я чувствовал, мучился, я все время чувствовал! Ты можешь говорить мне разные гадости, мол, я убийца, но разве ты не знала, кто я, когда замуж за меня шла? И посмотри теперь на себя, ты сама кто? Я же говорил, что не смогу жить без тебя. Тошно мне, пусть я попаду в ад, а где мне еще место? Ты измотала меня. Ну, теперь ты сможешь начать все сначала, только подумай: сможешь ли ты жить с этим человеком? Не знаешь ведь, что у него за спиной! Хочешь счастья, но зачем ты его отняла у нас? Помнишь, как мы мечтали дожить вместе до старости и умереть в один день? Может, мне надо было сначала тебя убить, только я не могу. Мне плохо, я не могу сказать, как мне плохо!..»
Володя утер слезы и тупо подумал, что не просто водит ручкой по бумаге, нанизывая уже бессмысленные слова, а как бы молит о помощи. Но никто не придет и не поможет, никто не отговорит его от того, что он задумал сделать. А он все цепляется за жизнь, которая теперь воплощена в этих размашистых синих строчках. Но сколько слов ни напишешь, все равно не выразишь ими того, что разрывает сердце. Боль притупить можно только водкой. А прекратить – смертью.
Ну ладно, надо же как-то закончить эту мазню.
«Не знаю, будешь ли ты читать все это. Не успела ты со мной развестись, как стала вдовой. Живи дальше, как сможешь!!!»
Он пересчитал восклицательные знаки. Их было четыре. Поставил еще один – пятый. Удовлетворенно хмыкнул, сделал еще один, последний глоток. Больше в бутылке не осталось ни капли. И сил у него тоже ни капли не осталось. Разве что взобраться на стул, сунуть голову в петельку, приладить ее на шее поудобнее, чтобы узел пришелся как раз над ухом, – ну а потом шагнуть со стула. Просто так шагнуть – и все.
И больше уже ничего не надо было делать, больше он просто ничего не смог бы сделать, даже если бы захотел.
Если бы мертвые могли видеть, что происходит после их смерти в мире живых!
Володя был бы доволен, если бы узнал, что Ольга упала в обморок при виде повесившегося мужа. Но он был бы возмущен, разгневан, если бы увидел, как пришедший с нею мужчина, поддерживая Ольгу одной рукой, другой торопливо перебирает неровно исписанные листки, читает одно письмо, другое, а потом... потом прячет их в нагрудный карман куртки.
Человек посмотрел на поникшую голову Володи, нахмурился, слегка пожал плечами. Опустил бесчувственную Ольгу на пол...
И быстро вышел из квартиры. Навсегда ушел из жизни этой женщины.
Только этого Володя и добился своей смертью! А его последние признания попадут к адресатам только шестого января 2002 года.
– Добрый день. Вы дозвонились до телефона 37-38-87. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после гудка.
– Алена Дмитриевна, здравствуйте, это Анастасия из издательства. С Новым годом вас, с наступающим Рождеством. Мне срочно нужна ваша аннотация на «Бронзовую маску». У нас сегодня рабочий день, так что, если можно, передайте прямо сегодня по электронной почте или продиктуйте по телефону.
– Алена, это Перлов позвонил, добрый день. К сожалению, у меня командировка с восьмого числа, во вторник занятий не будет. Извините. Всего доброго.
– Аленочка, привет. Ты где? Целый день тебе названиваю, ты какая-то странная вчера уходила. Я не обидел тебя чем-нибудь? Извини, если так. Я еще позвоню. Пока-пока. Александр.
– Это Катерина. Помнишь меня? Просто хочу тебя предупредить: я буду молчать, пока ты молчишь. Но если что-то кому-то ляпнешь... Лучше не надо, поняла? Да, а ты, оказывается, еще и мелкая воровка? Ладно, оставь игрушку на память. И заткни ею себе рот, поняла, идиотка?
– Алена, здрасьте, это Ира Борловская из шейпинг-клуба. Вы почему сегодня на занятиях не были? Не заболели? Тут новые спорттовары привезли. Кстати, и ваши шейпки, помните, вы заказывали? Приходите в четверг, будем новую программу разучивать. Шейпки стоят 400 рубчиков, напоминаю. Всего доброго.
– Алена Дмитриевна, это опять Анастасия. Извините за настойчивость, но мне правда очень срочно нужна аннотация на «Бронзовую маску». Жду от вас звонка до семи вечера.
– Алена... Алена, добрый день. Не знаю, помните ли вы меня, но это Игорь позвонил. Мы с вами... мы с тобой возвращались вместе из Москвы, помнишь? Извини, что я тогда так исчез, меня встречала машина, очень срочные были дела. Но я все равно решил, что тебя найду. Фамилию твою на билете увидел, вот сегодня приехал в Нижний, позвонил в справочное бюро... Алена, может, встретимся? Я очень хочу тебя видеть. Еще позвоню попозже. Игорь.
– Аленушка, здравствуйте, это Александра Федоровна из архива облсуда. Ради бога, извините, что я вас так отшила, но у нас такой шум поднялся из-за того ужасного случая! Хочу сказать, что в понедельник, если надумаете прийти, я вас жду. Или в любой день. Когда вам удобно будет. Дела ваши я не убираю, в любой момент приходите и можете работать. До свидания.
– Алена Дмитриевна, я так и не дождалась от вас аннотации. Теперь уж после Рождества, а это не очень здорово! Было бы, конечно, идеально, если бы прямо утром восьмого вы прислали ее по электронке. Еще раз с наступающим Рождеством вас! Настя.