Репортаж перед смертью
Шрифт:
– Ты ведь знаешь, что нужно делать, детка? – сидевший напротив нарушил, наконец, молчание, и от этого вопроса, и слова, которым Он назвал её, и Его голоса всё сжалось внутри, словно кто-то завязал внутренности в горячий, тугой узел.
– Да… Да, я сделаю… – выдохнула почти не слышно. Но Он услышал. По губам пробежала улыбка:
– Не разочаруй меня, – медленно поднялся и пошёл к двери, сильный и грациозный, как дикий зверь. И такой же опасный, даже здесь, даже сейчас. Она не осмелится ослушаться Его. Он слишком глубоко запустил в её душу свои когти. Если бы она не приехала, у неё ещё оставался бы шанс вырваться на свободу. Теперь это уже невозможно…
========== Часть 14 ==========
Комментарий к
Фух, я это сделала. Глава писалась очень тяжело. Прошу прощения,
Приятного чтения)
Длинные гудки в трубке начинали действовать на нервы. Пять, шесть, семь… Она знала, что дальше заставлять звонить телефон было невежливо, но понимала: если не поговорить сейчас, потом у неё просто не хватит духа набрать этот номер. И поэтому продолжала считать. На десятом раздался щелчок, и высокий женский голос отчётливо и немного торжественно произнёс:
– Дом Джудо и Лейлы Хартфилиев. Слушаю вас.
Люси невольно сжалась, но всё же заставила себя сказать:
– Здравствуй, мама.
– Люсьена? – странно, мать всегда называла её только полным именем, в отличие от Мишель или того же отца. Последний обращался к ней так лишь в случае, когда у них назревал какой-то серьёзный разговор, но даже тогда не мог долго быть официальным и строгим, довольно быстро переходя на столь привычное краткое «Лю». – Здравствуй.
– Как ваши дела? Папа уже забрал машину из ремонта? Что нового обсуждали на заседании церковного клуба? – она задавала эти и множество других ничего не значащих вопросов, почти не вслушиваясь в ответы. Зачем ей знать, сколько денег собрали на последней благотворительной ярмарке и где проведут летние каникулы соседские ребятишки? Или почему закрыли маленький магазинчик на углу, в котором Люси любила покупать кофейные тянучки. Ей было совсем не интересно слушать описание новой формы, которую школьники станут носить в следующем учебном году по распоряжению мэра, и полный список книг, переданных их семьёй в городскую библиотеку. Но так было нужно. Этого требовали правила приличия. Ведь она была дома год назад, да и звонила не чаще одного раза в месяц, но как послушная и хорошо воспитанная дочь должна интересоваться тем, чем живёт её семья и город, в котором выросла.
А ещё надо рассказать о себе – кратко, не вдаваясь в подробности и не жалуясь: зачем кому-то знать о твоих проблемах? Это невежливо по отношению к другим. Всего несколько фраз, на которые собеседник даже не сочтёт нужным ответить. Но которые нельзя не произнести.
«Люси врушка! Люси трусишка!»
Нет, она так и не смогла избавиться от удушающих оков прошлого. Сколько раз она давала себе слово, что в этот раз обойдётся без лишних, ничего не значащих разговоров? Сколько раз мысленно проговаривала всё то, что собиралась сказать матери, желая раз и навсегда покончить с бесконечной ложью? Но стоило Люси только услышать в трубке хорошо поставленный, размеренный голос миссис Хартфилии, и вся её решимость бесследно исчезала, оставляя в душе противное чувство беспомощности и стыда. Сегодня будет так же?..
– Люсьена, ты помнишь, какой завтра день?
– Да, мама, конечно.
– Хорошо. Твоя комната уже готова. Постарайся приехать пораньше. Тёти Мэри не будет, поэтому мне потребуется твоя помощь. Эти её близнецы…
– Я не приеду, – пауза, длинная, звенящая, тянущая нервы. И резкое, как удар, слово:
– Что?
– Я не приеду, мама, – повторить чуть громче, отчетливее и твёрже. Словно прыгнуть с вышки в бассейн: глубокий вдох, отчаянный прыжок в пустоту, трёхсекундный полет, дарящий удивительную, головокружительную лёгкость и заставляющий всё внутри сжиматься от ужаса перед надвигающейся бездной, холодная упругость принявшей тебя водной стихии, пришедшее с запозданием осознание безумия совершённого шага…
Она сделала это. Теперь главное – выстоять под напором холодного недовольства миссис Хартфилии. Как жаль, что трубку не взял отец. Именно сейчас Люси так было необходимо его молчание. Как в тот день, когда через неделю после окончания школы она в спешке собирала вещи, намереваясь уехать дневным поездом. Джудо зашёл в её комнату, молча понаблюдал за тем, как заполняется старенький дерматиновый чемодан, и так
– Потрудись объясниться, – голос Лейлы был жёстким и не просто холодным – пробирающим до костей. А ведь когда-то она умела смеяться…
– Прости, у меня есть неотложные дела, – не важно, что это было лишь наполовину правдой. Мать не будет её слушать в любом случае.
– Что же такое важное могло заставить тебя забыть свои обязанности по отношению к семье? Ты подумала о том, что скажут люди и как мы будем выглядеть в глазах родственников, если моя старшая дочь завтра будет отсутствовать? Это недопустимо, Люсьена. Ты должна всё перенести на другой день и приехать.
– Я не могу, мама. Прости. Мне нужно быть здесь. Я позвоню вам… потом… До свидания, – Люси быстро сбросила звонок и, подумав несколько секунд, совсем отключила телефон. У неё не было ни сил, ни желания больше ни с кем разговаривать, особенно с матерью, а то, что та непременно попробует позвонить дочери ещё раз (и, скорее всего, не один), чтобы наставить её на путь истинный, можно было даже не сомневаться. Девушка понимала, что рано или поздно, но ей всё же придётся поговорить с миссис Хартфилией и выслушать все обидные и нелицеприятные слова в свой адрес. Не важно, сколько пройдёт времени – месяц или год, мать ничего не забудет и при случае обязательно напомнит о произошедшем.
Однако сейчас Люси была не готова к тому, чтобы слушать нотации и объясняться по поводу своего поведения. Более того, ни на то, ни на другое у неё просто нет времени. Наручные часы показывали уже половину четвёртого, и ей придётся поторопиться, чтобы успеть получить разрешение на последнее свидание. Как бы не было трудно, она должна найти в себе силы посмотреть в глаза тому, кто стал жертвой её самоуверенности и не сбывшейся надежды. Нацу Драгнил имеет право хотя бы на извинения.
И всё же ехать в тюрьму в одиночестве девушка не решилась. Ей хотелось, чтобы рядом был хоть кто-то, кто смог бы, пусть не надолго, отвлечь от страшных мыслей, при этом не задавая лишних вопросов и не устраивая сцен ревности. Пожалуй, лучшей, если не единственной, кандидатурой на эту роль был Ромео Конбальт. Наверное, это было немного эгоистично с её стороны – заставлять парнишку снова ехать туда, но Люси не собиралась вести его внутрь: ей будет достаточно и его присутствия в машине.
Оставив автомобиль на стоянке перед телестудией, журналистка быстро поднялась по ступенькам крыльца и уже в холле, занятая своими мыслями, не заметила идущего навстречу человека и столкнулась с ним. Жертва её задумчивости недовольно цокнула языком, но уходить с дороги не собиралась. Более того, даже загородила ей проход, когда девушка, буркнув: «Извините!», хотела обойти неожиданное препятствие. Пришлось поднять голову. Перед ней стоял Грей Фуллбастер.
Пожалуй, он был последним, с кем Люси хотела бы сейчас общаться. Их недавняя ссора и странное поведение чернявого оператора, которое больше подходило брошенному возлюбленному, чем давнему другу, больно ранили и смущали, а неподтверждённые догадки о чувствах Фуллбастера лишь увеличивали сумятицу, царящую в голове девушки. Было совершенно не понятно ни что испытывал к ней Грей, ни чего он в итоге добивался. То, что им двигала ревность, ясно читалось в его чёрных, гневно следящих за ней глазах. Но чем это чувство было вызвано? Искренней симпатией или желанием вернуть привычные отношения? Кажется, её не устраивал ни один из вариантов. Вновь становиться тихой гаванью между очередными любовными приключениями Фуллбастера и довольствоваться несколькими неделями жаркого и ни к чему не обязывающего секса? Нет, увольте. Четырёх лет вполне хватило на то, чтобы понять, что подобное положение вещей её не устраивает.