Репрессированные командиры на службе в РККА
Шрифт:
И все же несколько серьезных зацепок для следователей в письме В.Д. Енукидзе имелось. Например, хотя бы такая фраза: «…При последней нашей встрече ты мне сказал… что ты ничего антипартийного не находишь в платформе оппозиции и что следовало ее печатать в прессе… А теперь я надеюсь, что ты понял, что мы были правы, требуя её опубликования» [77].
Пока шло следствие, да и потом, в долгие годы заключения в лагерь и ссылки, Тодорский старался употребить в свою пользу переписку с Ладо Енукидзе. Делает он это и в письме к Сталину, написанном летом 1940 г. в Устьижмлаге: «…В моем судебном
Зайцев и Дашичев, упомянутые в письме Енукидзе, впоследствии тоже пострадали от репрессий. Александр Зайцев после академии получил стрелковую дивизию в Белорусском военном округе, а затем, перейдя в авиацию, переучился на летчика и командовал бригадой. В 1937 г. был арестован, длительное время находился под следствием, однако накануне войны освобожден в числе немногих, дождавшихся этого часа. Несколько лет руководил кафедрой ВВС Военной академии имени М.В. Фрунзе. Умер в звании генерал-майора авиации.
Об Иване Дашичеве. Перед войной он командовал стрелковой дивизий, затем преподавал в военной академии. В годы войны подвергся аресту. Был осужден и отправлен в лагерь, потом в ссылку. После реабилитации генерал-майор И.Ф. Дашичев находился в отставке.
Во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке А.И. Тодорский пробыл совсем недолго. Затем его, как не признающего свою вину и не дающего нужные следствию показания, отправили в Лефортово. Справка, имеющаяся в его реабилитационном деле, дает возможность проследить хронологию лефортовской эпопеи страданий и борьбы А.И. Тодорского, узнать, кто и когда выколачивал из него показания.
Если судить по протоколам допросов, то первые признательные показания от Тодорского были получены 7 октября 1938 г. капитаном госбезопасности Ф.П. Малышевым и младшим лейтенантом госбезопасности Мозулевским – протокол за это число подписан ими. Однако день 7 октября в сводке о вызовах Тодорского на допросы там не значится. Видимо, это надо так понимать, что, вызвав Тодорского 5 октября, Мозулевский вместе с Малышевым трое суток терзали его, добиваясь согласия давать ложные показания. Проследим, что об этом говорят сами участники тех событий, так сказать, победители и побежденные.
Александр Тодорский в своем заявлении Главному военному прокурору от 10 июня 1954 г. писал: «Семь с половиной месяцев пробыл я в Лефортовской московской тюрьме… Шестнадцать сподручных Берия (Иванов, Казакевич, Кузовлев… Мозалевский (так в оригинале. – Н.Ч.) и 9 других, коих уже не помню) самым постыдным образом старались выжать из меня нужные им для обвинения меня показания…Вероятно, такими же методами допроса следствие добыло на меня ряд порочащих голословных свидетельских показаний. Никаких очных ставок с оговорившими меня лицами мне дано не было…» [79]
Бывший зэк А.И. Тодорский хорошо помнит все детали своих злоключений, фамилии и лица мучителей из НКВД. Совсем другое дело «победители» – память у них «отшибло» напрочь, несмотря на то, что все эти годы они процветали, успешно продвигаясь по службе, – младшие лейтенанты стали подполковниками и полковниками. Упомянутый Мозулевский Евгений Иванович, 1907 г. рождения, до увольнения в 1952 г. в запас по болезни служил в центральном аппарате органов безопасности. А Виталий Сергеевич Кузовлев, тоже 1907 г. рождения, перешел в милицию и в 1955 г. работал начальником отделения ОБХСС (отдела борьбы с хищениями социалистической собственности) МВД СССР.
Допрошенный в апреле 1955 г. в качестве свидетеля Мозулевский оказался настоящим «ничегонепомнящим». Приведем выдержку из этого допроса (его проводил военный прокурор подполковник юстиции Е.А. Шаповалов).
«Вопрос (В): Что Вам известно относительно обстоятельств возбуждения и ведения следствия по делу Тодорского А.И.?
Ответ (О): В 1938 г. я работал оперуполномоченным 4 отдела 2 управления НКВД СССР… Я помню Тодорского А.И., знаю, что следствие по его делу велось. Принимал ли я участие в его допросах, я не помню. При каких обстоятельствах он давал показания и как его допрашивали, я также не помню. Я не помню, избивал ли его кто или нет. Сказать о том, принимал ли я участие в избиении Тодорского или нет, я не могу, так как не помню. Отбирал ли я от Тодорского его собственноручные показания по делу – я также сейчас не помню…
В: По сводке о допросах Тодорского А.И. в Лефортовской тюрьме Вы вызывали и допрашивали Тодорского 29/IХ, 2/Х, 3/Х, 4/Х, 5/Х 10/Х – 1938 г. Подтверждаете ли это?
О: Я не отрицаю теперь этого, но как проходили эти допросы, я не помню…
В: Баранов утверждает в своих показаниях от 22.2.1955 г. о том, что после возвращения его в Москву он получил от Вас дело Тодорского с протоколами его допроса, в которых он уже давал показания о причастности к военному заговору. Баранов заявляет также, что от Вас ему было известно, что Вы и Малышев били Тодорского. Подтверждаете ли Вы эти показания Баранова?
О: Я не помню, чтобы я бил Тодорского. Не помню и того, чтобы бил его и Малышев…
В: Чем объяснить, что в вызовах Тодорского на допрос дата 7/Х – 38 г. не указана, а приведены другие дни. Первые же «признательные» показания Тодорского, от которых он затем по делу отказался, как от ложных и полученных от него Вами принудительным путем, были оформлены вами протоколом от 7/—38 г.?
О: Это могло быть потому, что данный протокол составлен по собственноручным показаниям Тодорского за какое-то число, так как в то время была такая практика оформления допросов.
В: Тодорский в своем заявлении от 10 июня 1954 г. указывает, что вы, как и другие работники НКВД СССР, применяли к нему незаконные методы следствия на допросах. Подтверждаете ли это заявление Тодорского?
О: Я не помню, как тогда велись допросы Тодорского и бил ли я его или нет…» [80]
Под стать Мозулевскому оказался и его бывший начальник Ф.П. Малышев, допрошенный месяцем раньше. Этот бывший чекист с начальным образованием в марте 1955 г. занимал должность начальника 1-го отдела Министерства цветной металлургии СССР.