Республика - победительница
Шрифт:
Начали ее с географических названий. Берлин сделался одновременно и Копаницей, что было ассоциацией к историческому славянскому граду Копанице (его повелитель Якса был последним полабским князем). Этот славянский отзвук до сих пор слышится в названии берлинского района Копёник.
Росток с нынешнего времени становился еще и Розтокой, Шверин – Зверином, Бранденбург - Бранибором, Штральзунд – Стреловом, Висмар – Вышомержем и так далее. Название самого государства Бранденбург-Мекленбург было переведено как Бранибор-Велигард, но предлагалось и альтернативное название: Край Вендов.
Разыскивались "вендийские" элиты: те люди, которые пожелали бы стать зачином нового славянского государства.
Альтернативный "ИЕК" от 10 апреля 1941 года так описывал журналистский визит в Копанице, столице Края Вендов:
Копаница, еще недавно называемая Берлином, представляет из себя довольно-таки мрачный вид. Несмотря на то, что объективно красивый и могучий, город как-то посерел, съежился, пригнулся. Жители ходят по улицам сгорбившись, с погашенным видом и даже не глядят на польских солдат, которуе патрулируют центральную, Липовую улицу или же Венедскую, ранее называемую Фридриха. Эти люди разговаривают приглушенным голосом, а если к ним обращаешься – естественно, по-немецки, ведь здесь никто вендийского не знает (а как он должен знать, раз язык еще даже не кодифицирован), так и знания польского языка ожидать не следует – они ведь по акценту слышат, что я поляк. Ну и ответят мимоходом два-три слова, чего-то там буркнут, что еще не самое паршивое – и дальше, своими делами заниматься.
Следы войны заметны здесь сильно. Город разрушен, люди бледные. Товары по карточкам. Автомобилей что-то маловато, хотя перед войной город был весьма даже моторизован. Что с ними случилось? А не известно. Капитан Ледуховский их польских оккупационных сил отвечает на это, что машины не ездят, потому что нет бензина. Знакомый еще по давним временам берлинский журналист Отто Ф. говорит однако, что бензина – ну да – нет, так и автомобилей нет. Их реквизировали поляки и включили в собственные транспортные парки.
Эх, sic transit gloria mundi. Ничего не осталось от гордой столицы Рейха, от Германии Гитлера, от города, который должен был повелевать всем миром. Ну да, огромный, ну да, обширный, но эта величина и обширность лишь подчеркивают его упадок, его унижение и притеснение.
Даже если перед войной кто-нибудь в Краю Вендов и проявлял какие-либо прославянские симпатии, то теперь, под польской оккупацией, он осознавал, что, в любом случае, ему ближе к своим немецким соседям, чем к полякам, которые, наряду с оккупацией, принесли с собой собственные стандарты, качественно – и что тут поделаешь! – не сравнимые с местными.
Потому-то "потенциальные венды" даже не пробовали высовываться, чем походили на чешских панславистов XIX века, которые после поездки в Петербург сделались бывшими панславистами. Эти чешские экс-панслависты повесили над своими письменными столами кнуты, на которые поглядывали в те моменты, когда снова находили на них панславянские эмоции..
И таким вот образом, робкие попытки "восстановления полабской государственности" около 1941 года пошли псу под хвост.
ПОЛЬШЕСЛОВАКИЯ
Совершенно иным образом дела шли в Словакии.
Еще перед войной, в 1938 году (23 октября) "Ежедневный Иллюстрированный Курьер" информировал:
"Словаки не любят чехов, но не желают и венгров. Что бы быть сами собой, они слишком слабы. Более всего они хотели бы федерации с Польшей. В этой вере к Польше и к благородству польских властей есть что-то трогательное. Быть может и хорошо, что мы не желаем, чтобы действительность – которая никогда не похожа на наши сны – развеяла эти словацкие мечтания", - отмечал совершенно по делу автор статьи.
Но после войны сразу же пожелали. Причем, с обеих сторон.
Словаки в 1939 году были настроены очень националистически, хотя понимали, что без крупного внешнего покровителя у их государства могут возникнуть проблемы в кровожадно-националистической Европе. После распада Чехословакии Братиславой дирижировала Германия, но после проигранной Берлином войны словаки поглядели туда, куда глядели уже ранее: на Польшу. Даже если еще совсем недавно обе страны поссорила мелкая коррекция границ.
Большим сторонником сотрудничества с Польшей был Карел Сидор, крайне правый словацкий деятель, бывший командир Гвардии Глинки и премьер Словакии времен Тисо. Этот до фанатизма католический политик, сторонник более тесных контактов с религиозной Польшей, а не с "безбожной" Прагой, был противником участия Словакии в нападении на Республику и по этой причине в 1939 году был сослано на дипломатическую работу в Ватикан.
После победы над Германией в сентябрьской кампании и после перехода Словакии в польский лагерь, Тисо был отодвинут от власти. И именно пропольского Сидора вызвали назад из Ватикана. "Пропылесосенный" политик встал во главе словацкого правительства. Его католически-фашистские взгляды не были помехой для формирования федерации с Польшей: тогдашние демократические стандарты в регионе не соблюдались с излишней мелочностью. Первым жестом доброй воли было отречение Словакией от каких-либо прав на польскую часть Оравы и Яворины. Нет смысла прибавлять, что словацкие войска отступили оттуда еще раньше.
После многих лет заключения во мраке атеизма, - провозглашал на воскресной проповеди молодой словацкий священник в Липтовском Микулаше, - наконец-то наш Словацкий Край вступил в круг света, наконец-то засветил в глаза страны нашей свет религии, которую можно официально и с открытым забралом провозглашать и исповедовать. Религия эта может – и я верю, что так будет! – представлять для государства моральную опору, она не будет стыдливым суеверием, от которого следует отречься, но истинным столпом державного порядка! В новом словацко-польском государстве мы отступим от вульгарного чешского безбожия, от культуры, дающей лишь временность в голове и пустоту в сердце. Мы вернемся к истокам культуры, которая нас породила.
Говорят, будто бы Польша бедная, будто неразвитая, необразованная – зато Чехия богатая и образованная. Эй, народ словацкий! Не возлагай особой веры на прогресс, на развитие.
Ибо, чем больше света освещает путь, чем больше чего сбоку из мрака появляется – тем легче человек заметить может, что не на дороге он, но в пустыне! И что ничего вокруг и нет! Ну а богатство, а промышленность? Да плевать нам на них, народ словацкий! Ибо помнить следует – все равно, какой Словакия наша будет, бедной или богатой – важно, чтобы была она католической.