Республика - победительница
Шрифт:
Но на Стояновском межвоенные видения польского Междуморья не заканчивались. Другие версии были более реалистичными. Не всегда, правда, они как-то считались с действительностью, но наверняка уж сильнее, чем предыдущая.
История приказывает Польше объединить страны севера с югом, - писал "ИЕК" 12 сентября 1938 года. – Достаточно поглядеть на карту путей сообщения Польши, чтобы увидеть, что главные пути сообщений Польши идут вдоль параллелей, с запада на восток. Польша была переходной территорией для двух культур и двух экономических формаций: западной и восточной. Польша была транзитным краем для обмена Запада с Востоком. (…)
Через Польшу начинает проходить экономический, политический и идейный ток, соединяющий Север с Югом. Прибалтийские страны (…) желают (или же должны будут желать) культивировать между собой взаимный обмен ценностями, капиталами, идей и людей, чтобы защититься от опасностей враждебных, но могучих соседских автаркий. Здесь важнейшая роль достается Польше. (…)
Польше же, - не скрывает автор статьи, - могут достаться наибольшие выгоды из этого процесса интеграции, который проходил бы от Севера до Юга.
Станислав Сроковский, довоенный польский дипломат и географ, писал в 1925 году:
Доступ Польши к Эвксину (Черному морю) пускай даже через союзную Румынию – это могущественное в результат умножение нашей непосредственной торговой экспансии (…). И коронацией дела по нашему гражданству на берегах Черного моря была бы добыча там для Польши хотя бы небольшого клочка земли для создания собственной торговой фактории и базы для польских судов.
В альтернативной истории идея строительства Польшей Междуморья получила признание Запада по тем же самым причинам, по которым в реальной истории она имела во время Второй мировой войны. Ведь существование "третьей Европы", держащей под шахом Россию и Германию (п еще, с точки зрения британцев, и Францию) для Запада было бы выгодным. Но в реальной истории Междуморья не выстраивали потому, что с этим не соглашалась Москва – по необходимости союзник Англии и Франции.
В новой геополитической ситуации – после того, как Польша сделалась любимчиком Запада, которого всеми силами выдвигали на роль регионального силача – создание Междуморья стало простым: просто польская сила притяжения весьма выросла.
Варшава и все государства между Таллином и Софией связал тесный военный союз и становящееся тесным экономическое соединение. Был создан Балтийско-Черноморско-Адриатический Союз, который в международных отношениях сокращенно называли Интермариум (Intermarium) (в Литве – Tarpj"uris, в Чехии – Mezimor'i, в Румынии – Intre Mari, в Братиславе – Medzimorie, в Белграде – Medumorje, а в Варшаве – именно Междуморьем). Его армии были тесно интегрированы, во время часых совместных маневров использовалось единый язык военных команд. Французский, чтобы не было видно, будто бы кто-то здесь желает доминировать.
Польские венные суда размещались в югославских, румынских и болгарских портах. Путешествия в рамках Междуморья были весьма облегчены. Правда, пограничный контроль отменен не был, но при пересечении границ можно было располагать только лишь удостоверением личности.
Весьма облегчены были коммерческие контакты: была начата унификация правовых предписаний (в некоторых сегментах вводились совместные кодексы), аннулировались пошлины. В очень-очень далекой перспективе робко планировалось введение совместной валюты.
В этой альтернативной реальности Мельхиор Ванькович [65] описал путешествие через Междуморье, от Таллина на Балканы, в своих мемуарах Между морями, изданных в 1942 году.
В Таллин мы приплыли из Гдыни, и уже здесь – с помощью приятелей, членов эстонского автомобильного товарищества – купили машину. Уже вскоре для всех государств Междуморья обязательным станет один образец регистрационных таблиц, но пока что нам приходилось ездить на эстонских. В конторе все прошло очень быстро и гладко, воистину – по сравнению с нашей бюрократией и чиновничьей машиной, проявляющих себя в самых гадких проявлениях настроения – здесь чувствуется подход, скорее, скандинавский, а не российский. Без всяческих никому не нужных хороводов, верительных грамот, бумаг и стараний (в Польше все это заняло бы у меня неделю, я же знаю вас, родимые мои Акакии Акакиевичи!) я мог сразу же усесться за руль внедорожника польского производства, знаменитого "303". Только лишь на внедорожнике, никак не на излишне рекламированном "люкс-спорте", думал я, мне удастся по суше преодолеть расстояние между морями Междуморья.
65
Мельхиор Ванькович (польск. Melchior Wa'nkowicz); (10 января 1892 - 10 сентября 1974) - офицер польской армии, писатель, журналист и издатель. Известен благодаря своим репортажам о сражениях Войска Польского на Западе во время Второй мировой войны, а также благодаря своей книге, повествующей о битве под Монте-Кассино. – из Википедии
Ведь странам нашим, всем ведомо, дплеко еще до стандартов и западноевропейской цивилизации. И это нас, наверняка, объединяет, размышлял я, направляясь из Таллина на юг, на Ригу, это наша судьба мировой провинции. Провинции, у которой имеются амбиции догонять и перегонять, и как раз в этой погоне она и объединилась, потому что перед войной все бежали в одном и том же направлении, только по отдельности.
Заметно, как ведется строительство. Из Таллина до самого Ковно ведут улучшенные и улучшаемые дороги, но, поскольку все они идут, в основном, через леса, то видать мало чего. Иногда лишь мигнут какие-нибудь дома – то немецкие, то русские по стилю.
Первая граница Междуморья – эстонско-латвийская. Я специально показываю только свое польское удостоверение личности; ну просто не могу я поверить – хотя я и знаю, что это и по закону – что могу пересечь эту границу без паспорта. Пересек, хотя чемоданы мои и осмотрели (нужно будет глянуть, а имели ли они на это право). С эстонцами я разговаривал по-немецки, с латвийцами – по-русски, но как-то все прошло.
Ночевал я в Риге, выпил немного пива. Дискуссия с рижским журналистом Прутсом о Междуморье.
Ужасно, насколько могут различаться перспективы. Очень мрачный Прутс говорил, что когда-то здесь всем управляли немцы, потом русские, теперь же – все сильнее и сильнее – поляки. А результат тот же самый, собственно говоря, ничего не меняется, только имя диктатора. От изумления я и слова не мог сказать. Но ведь мы, – говорил я ему, - это ведь еще и Англия с Францией! Это новый европейский порядок! Западные стандарты! Цивилизация! Демократия!
На что Прутс лишь рассмеялся: