Республика словесности: Франция в мировой интеллектуальной культуре

Стоящее в подзаголовке этой книги понятие «интеллектуальная культура» не имеет широкого хождения в современной науке и может показаться странным, даже противоречивым. Действительно, в идее «культуры», как ее понимают ныне, заложено начало множественности — «культурной относительности», «мультикультурализма». Напротив того, «интеллект», разум традиционно мыслится как всеобщая, априорная способность человека, превосходящая местные и исторические вариации, которые она способна принимать. Однако история учит иному: у мировых идей бывает специфическая местная окраска, при всей важности межкультурного обмена и перевода они, мигрируя из одной культуры в другую, получают или теряют те или иные свои черты и по-разному развиваются на старой и новой почве. Таким образом, вопрос об интеллектуальной культуре, культуре

Франция представляет собой, пожалуй, исключительно выгодный, привилегированный материал для постановки такого вопроса — отчасти именно потому, что для нее он составляет нерв, сквозной сюжет национальной самоидентификации. Долгое время эта страна была склонна считать себя изъятой из мирового механизма интеллектуальной относительности. Лозунгом французской мысли со времен классической эпохи XVII–XVIII веков был рационалистический универсализм, который мог принимать различные исторические формы — просветительства, позитивизма, структурализма и т. д. Полагая себя, и не без оснований, интеллектуальным центром западной цивилизации, Франция поддерживала в своем сознании раздел между относительной, богатой своею множественностью «культурой» (антропологической, фольклорной, артистической) и незыблемым, «здоровым» единством абстрактной мысли (философской, социальной, научно-теоретической, а также и литературной). Увлеченно ища во всем мире «местный колорит», она в самой себе видела «общечеловеческую норму»; свой культурный национализм она расценивала как универсализм разума.

В последние десятилетия эти претензии если не рухнули, то переживают серьезный кризис. Франции все труднее поддерживать свою идею «французской исключительности», рассматривать себя как уникальную цитадель интеллектуального достоинства. Традиционные мифологизированные формы, которые принимало в обществе это самосознание, существенно утратили свой авторитет, будь то репутация французского языка как прозрачного и оптимально приспособленного медиума мысли или же фигура новейшего культурного героя — «интеллектуала», занимающего промежуточное положение между наукой, литературой и политикой.

Такая ситуация уже не первый год служит объектом рефлексии в самой Франции и за ее пределами. Кризис французского интеллектуального универсализма заставляет обращать больше внимания на сложные, не всегда вполне сознаваемые самой культурой связи между разными ее факторами и уровнями — например, на единство «светской» теоретической и философской рефлексии с литературным творчеством, которое еще в классическую эпоху оформилось во Франции в понятии «республики словесности», или же на смешанный, не вполне научный характер так называемой «французской теории», порожденной во второй половине XX века на волне структурализма и постструктурализма. В разных странах появляется все больше публикаций — как собственно научных работ, так и литературных эссе, публицистических реплик и т. д., — где с различных сторон исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества.

Ряд таких работ, принадлежащих авторам из самой Франции, а также России, США, Германии, составили настоящую книгу. Она не может претендовать на полное и всестороннее освещение заявленной в заголовке темы, однако представляется, что несколько аспектов, которым посвящены ее разделы, имеют первостепенную значимость. Прежде всего, это уже упомянутая проблема французского языка, который драматически теряет свое лидирующее положение языка мировой науки и интеллектуальной традиции (статья Антуана Компаньона) и видится ныне проводником специфического, даже одностороннего способа мыслить (о том, как мыслится им художественная словесность, пишет Михаэль Кольхауэр, сравнивая французскую литературную теорию с немецкой), но все-таки по-прежнему остается, в самых мелких и «технических» своих деталях, тончайшим инструментом интеллектуальных построений (как это показывает Жан-Клод Мильнер в своем философско-лингвистическом анализе творчества Ролана Барта).

Сегодня, в начале нового столетия, и особенно после кончины в октябре 2004 года выдающегося философа Жака Деррида, своевременным предстает вопрос о судьбе «французской теории» 1970–1980-х годов, как в самой Франции, так и в других странах, где она получила распространение ценой существенных модификаций и адаптаций. Дискуссия по этому вопросу, по-видимому, еще впереди, здесь же печатаются некоторые предварительные материалы к ней. Итоги развития «французской теории» в США глазами французского критика подводит Франсуа Кюссе; в самой Америке разные аспекты этого процесса освещают в научно-полемическом или мемуарно-публицистическом ключе его прямые участники — Сэнд Коэн и Сильвер Лотренже; наконец, восточное, российское направление рецепции «французской теории» вкратце рассматривает Александр Дмитриев.

Тема следующего раздела книги — традиционно тесное и открытое взаимодействие французской литературы и интеллектуальной культуры с политикой. В историко-литературных работах этого раздела разбирается ряд моментов такого взаимодействия в XIX веке: выработка литературной и исторической репутации послереволюционной Франции, в связи с ее парадоксальным «универсалистским национализмом» (статьи Михаила Ямпольского и Веры Мильчиной), социально-политический образ России в творчестве Бодлера (статья Сергея Фокина), политическая «ангажированность» писателей-романтиков (статья Татьяны Соколовой). О том, как уже в XX веке во французской литературе возникло и функционирует по сей день политическое разделение на «правых» и «левых», подробно пишет социолог Жизель Сапиро.

Особый аспект политизации культуры — характерная для Франции фигура «интеллектуала», ангажированного и/или независимого писателя, активно вмешивающегося в общественную жизнь. Спорам об этой современной «духовной власти» уже не один десяток лет, первые значительные тексты на эту тему появились еще до второй мировой войны («Измена клириков» Ж. Бенда, «Социология клирика» Р. Кайуа); о «конце интеллектуалов» много спорили в 1990-е годы. Настоящее издание включает в себя некоторые из новейших выступлений в дискуссии: Уильям Дюваль размышляет об исторических иллюзиях французских интеллектуалов и об их новых возможностях в XXI веке, Дина Хапаева на основе бесед с рядом современных французских ученых показывает, как кризис фигуры «интеллектуала» связан с ситуацией в гуманитарных науках, наконец, Мишель Сюриа выступает с философско-сатирическим памфлетом, обвиняя интеллектуалов в новой «измене», моральной капитуляции перед лицом властной системы, которой они должны были оппонировать.

Последний раздел книги образуют материалы российско-французского коллоквиума «Морис Бланшо, неумолкнувший голос», который состоялся в Москве, в РГГУ, 20 февраля 2004 года и был посвящен годовщине со дня смерти Мориса Бланшо (1907–2003) — замечательного представителя плеяды французских интеллектуалов, писателя, критика и мыслителя, умевшего, когда это было нужно, и занимать непримиримую общественно-политическую позицию. Участники коллоквиума — философ Жан-Люк Нанси, социолог и критик Борис Дубин, литературоведы Доминик Рабате, Сергей Фокин, Сергей Зенкин — каждый по-своему показывают, как философская мысль Бланшо, его понимание творческого опыта, смерти, поэзии, романа, зрительного образа вырастают из литературного творчества, как его книги вписываются в круг проблем, волнующих не только французскую, но и мировую «республику словесности».

В последние десять-пятнадцать лет труды французских писателей-эссеистов, философов, ученых-гуманитариев активно публикуются в русских переводах, образуя достаточно интенсивный процесс взаимодействия двух интеллектуальных культур. Промежуточным итогом этого процесса, полезным подспорьем для исследователей призван стать библиографический указатель «Французская гуманитарная мысль в русских переводах, 1995–2004», составленный Татьяной Вайзер и заключающий собой книгу.

Первоначальный замысел данного издания возник из опыта подготовки 13-го номера «Нового литературного обозрения», который был посвящен литературе и гуманитарной культуре Франции и вышел в 1995 году под редакцией С. Зенкина и В. Мильчиной. Хотя в дальнейшем замысел во многом трансформировался — отчасти по своей внутренней, концептуальной логике, отчасти под давлением современных процессов в науке и культуре, влиявшим на отбор проблем и текстов, — настоящая книга, выходящая в издательстве «Новое литературное обозрение», сохраняет тесную связь и солидарность с его журнальным проектом, в частности, с «французским» спецномером журнала десятилетней давности. Эта связь проявляется в ее композиции, которая следует традиционной структуре журнала: «теория» — «история» — «практика» — «библиография», — и, как хотелось бы думать, в общих принципах отбора и представления текстов, сотрудничества разных гуманитарных дисциплин, включения их в равноправный межнациональный диалог.