Ресурс Антихриста
Шрифт:
— Ну, тебе, я понял, это не грозит, — промолвил Верховцев, которому от стартовой ударной дозы сразу похорошело.
— Да, у меня уж дочке два года, — ответил он с какой-то особой гордостью. — Думаю теперь вот сына зарядить.
— Хорошее дело, наследник обязательно нужен.
— Только наследовать пока нечего и будет ли что по такой жизни — большой вопрос. Я вот, к примеру, еще при деле, работаю, так концы с концами как-то сходятся, а многие кореша мои бьются, бьются, хоть локти кусай, нигде не пристроиться, не приткнуться. А жить-то как-то надо, семью кормить надо.
— А чем ты занимаешься?
— Да артель у нас небольшая — я с кумом и еще два человека. Мы ее меж собой артель «гробы-моторы» называем. А если серьезно, то профиль у нас такой: перематываем электродвижки, электротехнику кое-какую чиним и еще памятники на могилы отливаем. Из крошки.
— Ну,
— Я ж и говорю, на плаву вроде держимся, но разве наш карбованец это деньги — нет, это не деньги. Тьфу, только для задницы и годятся. У нас же все миллионеры, а нищих пруд пруди. Это ж нарочно не придумаешь, миллионер — нищий! У пенсионеров пенсия — два кагэ масла. Ха-ха! Хитрый лис наклепал фантиков, а новый керивник теперь их на туалетную бумагу. Как говорится, отходы в доходы, чтобы снова в отходы. И еще, как говорится: между первой и второй перерывчик небольшой. Ну, что, повторим?
— Только по половинке, — предупредил Верховцев, — а то не знаю как ты, а меня точно в Феодосии выгружать придется.
— Не бойсь, я за бимбер отвечаю, — успокоил его Толян.
После очередной порции горячительного краски запоздалой осени за стеклом автобуса, высвеченные щедрым солнцем, сделались еще ярче, веселые солнечные зайчики стали носиться по салону еще резвей.
— Да, странная житуха сейчас наступила, на нее трезвым глазом смотреть, ну, никак невозможно, — ударился в рассуждения Толян. — Наверное, потому и квасит народ без удержу.
— Да, на бывшей одной шестой к этому делу всегда особый интерес соблюдался, — уточнил Верховцев. — От Молдовы до Чукотки нет напитка слаще водки. А ведь все равно, сколько ни пей, хоть залейся — водкой проблемы не решить, ни личные, ни государственные.
— Оно-то так, — почесал за ухом Толян, — но есть одно «но», пострашней беды любой будет — народ веру потерял, никто ни во что!.. Тянет шагреневую кожу каждый на себя, на шматки ее раздирают. Кто до власти дорвался — ворует по-крупному; кто по земле пешком ходит — подметает по мелочам, крохи, что от хищников после их пира со стола скатились. Эта массовая прихватизация как зараза, как эпидемия, каждый только и думает, как бы свой кусманчик не упустить. Ну, и сам невольно под этот психоз подпадаешь. Недавно, вот, дружки подбили за виноградом набег сделать. Бизнес намечался — виноград отвезти в Запорожье и загнать. Ну, сделали… Рассказать?
— Расскажи, — попросил Олег.
— Значит, собрались мы на это дело втроем — я, кум мой, Грыня, и Витек Дикий. Дикий — это фамилия такая, она у него за кликуху идет. Решили поехать в «Ленинский путь», винсовхоз это. У меня «москвичек» старенький, двенадцатый, колымага. Приехали, в общем, остановились на краю виноградника, ждем, пока все утихнет, успокоится. Грыня тем часом бимбер вынимает, хапнуть чтоб для храбрости и за успех операции — мы ведь не одни такие халявщики виноградику пощипать, народ, как саранча, похалявить на ура слетается, совхозные, соответственно, кордоны усиливают, так что риск, конечно, есть. Те ведь, чуть что, палят без предупреждения, без разбору, они на охране трезвые почти не бывают. В прошлом году одного пацаненка насмерть уложили. Короче, одну литруху они вдвоем за каких-нибудь минут сорок уговорили. Я за рулем не пью, смотрю, их водить начало. Я говорю, мол, хоре, а то насобираете хрен да ни хрена, самих подбирать придется. Ну, кум себя в грудь кулаком, на этом — все, железно, тем более у меня уже больше и нет. Ну, и слава богу, думаю. Тогда Дикий говорит, сходи, мол, Толян, на разведку, ты, мол, ни в одном глазу, сможешь оценить обстановку объективно, и если все тихо — мы в бой! Ну, прошелся я по краешку плантации туда-сюда, вроде тихо, даже луна в тучки заховалась, темно, все одно к одному. Возвращаюсь назад, а ребята уже никакие, ну, лыка совсем не вяжут. По всему видно, еще добавили. Я куму: «Ты ж говорил, что бухаловки больше нет». Тот ржет: «Так это у меня нет, а у Витька вдруг случайно нашлась». Я уж хотел завестись да домой, какие с них в манду сборщики, а они заерепенились, только в бой и никаких гвоздей, даром, что ли бензин палили. Взяли сумки, ножницы — вперед! Жду полчаса, сорок минут, уже почти час, нет их и нет, а мы договаривались минут на двадцать — и назад. Вышел я из машины и пошел вглубь. Слышу где-то: дзень-дзень, шум-звон такой, а в тишине он здорово разносится. Думаю, что ж они бараны так гремят на всю округу. Пошел я на этот звук, ну, натыкаюсь на своего кума. Грыня на коленях между рядов ползает, как привидение, а виноград почему то руками рвет, от этого и провод дребезжит как струна. Оказывается, он ножницы где-то в темноте потерял. Я его матом, мол, мотаем, сейчас охрана прибежит. А Грыня мой уж ничего не соображает; спрашиваю, где Дикий, а он только мычит, как глухонемой. Идти сам не может, развезло в умат, колеса не крутятся, сломался, хоть на себе тащи. Пришлось выбирать — кум или сумка. Подхватил я кума как мог и назад, к машине. Уже почти на выходе впотьмах на что-то напоролись, грохнулись, Гляжу, а это Дикий, свернулся под кустом калачиком и сопит в обе дырки, пузыри пускает. Короче, через мат-перемат сволок я их обоих, побросал, как дрова, на заднее сиденье, а когда Дикого подтаскивал, нас на меже человек пять поджидают. Охрана. Чего, мол, в винограднике забыли, спрашивают. Я отвечаю, поссать вот захотел товарищ. Они хоть и видят, что у нас ничего с собой нет, но не поверили. Ихний бригадир говорит: «Ладно, ребра мы вам сейчас считать не будем, потом сам ко мне приедешь, а там и разберемся, что к чему». Ну, я обрадовался, мысль ведь одна была — как бы оттуда умотать подобру-поздорову. Еду назад и думаю, на хрен он мне упал, с ним еще разбираться, а уж дома, когда машину в гараж загонял, все и открылось: оказывается, пока я там с корефанами вошкался, они, суки такие, номера-то с «москвичка» поснимали. От, блин, сплошное расстройство! Так до сих пор номера у них в совхозе. Я приезжал туда раз, а там разговор один — хочешь номера получить выкладывай двести баксов — сто за номера, сто — за виноград порченый. Совсем оборзели, у меня таких бабок нет. Вот такой бизнес получился, операция «Ы» называется…
— Да, не повезло тебе, однако, в тот раз, — посочувствовал Верховцев.
— А мне, Олег, и в другой раз не повезло, — сказал Толян тоном, которым сообщают радостную весть. — Тут рассказ совсем короткий будет. В общем, за номера меня зло разобрало, решил я поквитаться, реванш то есть взять. И не столько в шкурном плане меня на это подмывало, сколько жажда моральной сатисфакции мучила. На этот раз, думаю, обойдусь без компаньонов, решил в одиночку налет сделать. Поехал на дело на велике, в тот же совхоз. Ну, там все было шито-крыто, забрался на плантацию, тихо, без спешки набил две полные сумки, возвращаюсь… ешь твою в Тринидад и Тобаго мать! Велика нет на том месте, где оставил, увела какая-то падла! Ну, и виноград, получается, при таком раскладе на хрен нужен. Да еще полночи восемнадцать километров пешедрала домой топать пришлось. Короче говоря, марш-реванш не удался, обдристался по новой.
— Ничего, Толян, в жизни ведь как, бог одной рукой отнимает, а другой дает, — успокоил его Олег.
— Да нам, славянам, от этой жизни много не надо, как в одном мужском тосте говорится: «чтоб член стоял, и деньги были». С первым пока все нормально, а вот с деньжатами впритык, впритирочку, так жить нельзя.
— Ничего, прорвемся! — уверенно сказал Верховцев.
— Ну, так за это и выпьем, — Толян плеснул в стакан и протянул его Олегу. — Чтоб капуста в наших огородах росла круглый год и была вечнозеленой, как кипарис.
— Тост с ботаническим уклоном, но вполне актуальный, — заметил Верховцев и осушил посудину до дна. Этот парнишка ему определенно нравился своей открытостью, коммуникабельностью и неиссякаемым природным оптимизмом.
— А ты, Олег, в наших краях по делу или отдохнуть приехал? — поинтересовался Толян, выпив вслед за Верховцевым.
— Можно считать, что в командировке. Отдых по нынешним временам — роскошь. Хоть цены у вас по нашим меркам и приемлемые, но живя в Латвии на обычную среднюю зарплату, о Крыме лучше не вспоминать, одно расстройство. Да и стабильная зарплата для многих сейчас мечта, мираж — попробуй найти работу…
— А сколько у вас средняя?
— Примерно баксов сто пятьдесят.
— Ого-го! — воскликнул Толян. — Ото б я и горя не знал.
— О, не скажи, — остудил его Верховцев. — Во-первых, почти половина за квартплату уходит, а, во-вторых, цены в магазине такие, что тебе, уверяю, в магазине дурно сделается. Есть, конечно, и богатенькие, которым все пофиг, но основная масса, если и не с хлеба на воду перебивается, то, во всяком случае, очень многого себе позволить не может.
— Да, слышал я, русским там трудновато живется. А ты ихнее гражданство уже принял?
— Не удостоился такой чести. Анкетой не вышел.
— Так что, ты вроде иностранца там считаешься?
— Не совсем, на таких как я распространяется статус пэжэ, что означает постоянный житель, а в паспортах советских штамп с персональным кодом проставлен. Это цифирь, которой каждый пэжэ зашифрован, что-то вроде того, как немцы в концлагерях на руках заключенных выкалывали. В целом странная ситуация получается: бывшую Родину я как бы потерял, а новую, как бы не приобрел.