Ревизия командора Беринга
Шрифт:
Этого не могло быть! Не мог весёлый и отчаянный Харитон совершить измены! Дмитрий готов был кричать об этом во весь голос, но среди холодных ледяных торосов застревали слова, замерзали над бескрайней тундрой... Надобно было ехать в Петербург, чтобы там хлопотать, вытаскивая из тюрьмы брата. Об этом Дмитрий Лаптев не говорил никому, но и об этом он думал, записывая решение консилиума офицеров дубель-шлюпки «Иркуцк»: «И на предбудущий 1737 год на море не выходить, понеже к проходу до реки Колымы и до Камчатки, по всем обстоятельствам, ныне и впредь нет никакой надежды...»
И вот теперь Дмитрий прибыл в Петербург...
Однако Харитона он нашёл не в тюрьме... Живым и здоровым был брат и командовал сейчас придворной яхтой «Декроне». И семьёй обзавёлся Харитон. Красавица супруга вынесла показать своего первенца.
Улыбался, глядя на пускающего пузыри племянника, Дмитрий. Дал ребёнку поиграть своим пальцем. И сам не мог понять, отчего так грустно, почему кошки скребут на душе...
Потом, когда унесла невестка ребёнка, разговаривал с братом о его злоключениях.
История была невероятной... Три года назад объявили войну претенденту на польский престол Станиславу Лещинскому. Русский флот вышел тогда в море для осады Гданьска... Фрегату «Митау», на котором служил мичманом Харитон, поручили осмотреть рейд. Задача была не слишком сложная, и «Митау» справился бы с ней, но адмирал Гордон запамятовал указать в ордере, что французские корабли — Франция поддерживала Лещинского — являются неприятельскими, и командир «Митау», француз по национальности, не только не ретировался от французской эскадры, но и обрадовался встрече с земляками...
«Митау» был взят в плен без боя, и все офицеры и матросы увезены во Францию. Потом, когда война закончилась, их вернули в Россию. Здесь все они предстали перед следствием но обвинению в измене...
— Наверное, казнили бы... — сказал Харитон. — Слава Богу, тот ордер, который Гордой «Митау» дал, отыскался... Ну а когда увидели, что нашей вины в сдаче фрегата нет, отпустили всех, кто выжил... Два года и просидел всего в тюрьме...
— Не так уж и мало... — посочувствовал брату Дмитрий. — Тем более что без вины...
— Бывает, что и дольше сидят... — сказал Харитон. — И иногда тоже без вины... У тебя-то как дела? Как экспедиция?
Хвастать Дмитрию было нечем.
Первые годы он провёл офицером для особых поручений при Беринге. Помогал Анне Матвеевне фейерверки устраивать в Якутске... И так до смерти надоело это, что, когда пришло известие о гибели Лассиниуса, вытребовал у Беринга назначения в северный отряд.
— Дела хотелось, Харитоша... Де-ла... А там льды стоячие, который уже год ни ветром, ни морем не ломаны...
— В Петербург-то чего приехадчи? — равнодушно спросил Харитон, и равнодушие это сильно огорчило Дмитрия. Хотел он сказать, что ради Харитона и приехал, но промолчал. Чего говорить, если его помощь не потребовалась...
— Адмиралтейств-коллегию надо как-то убедить, что невозможное дело — в тех льдах плавать... — с досадой сказал он.
— Объяснишь... — не совсем уверенно проговорил Харитон. — Если никто там не может плавать, чего же не объяснить? Сам же говоришь, что покойный Лассиниус тоже не шибко далеко продвинулся... Должны понять это адмиралы наши...
— Может, и поймут... — сказал Дмитрий. — А может, Харитон, и иначе выйти. Такое дело тут, что среди приписанных к экспедиции профессоров согласия пет. Академик Миллер, к примеру, разыскал дежнёвские скаски в архиве, по которым получается, что сто лет назад уже плавали там казаки...
— Как же это удавалось им?
— Откуда я знаю... Капитан-командор Беринг вообще сумлевается, что они плавали...
Внимательно посмотрел Харитон на брата. Потом положил свою руку поверх его руки.
— Не вешай носа, Митя... — сказал, ободряюще улыбаясь. — Чего прежде времени огорчаться? В жизни всяко бывает... А на меня, Митя, ты всегда в надежде будь! Я пособлю тебе, чем сумею.
Отдёрнул свою руку Дмитрий.
— Ты чего? — удивился Харитон.
— Ничего... — ответил Дмитрий.
Трудно было объяснить, что помогать приехал, Харитона вытаскивать из беды... Ещё труднее было привыкнуть к мысли, что Харитон вместо этого сам предлагает помощь. И не в насмешку, а от чистого сердца. Это хорошо, конечно, только очень досадно. С трудом переборол раздражение Дмитрий.
— Ты не понял ничего, Харитон... — сказал он. — Это капитан-командор сумлевается... А у меня сумлений нет. Я там сам был и знаю твёрдо, что не можно там плавать. Дежнёвские скаски — выдумка... Перепутали что-то казаки...
— Кто знает, Митя... — усмехнулся Харитон. — Может, и перепутали, а может, и нет... Казаки такой народ, что у них и небываемое бывает. Алексей Ильич Чириков рассказывал мне, что Беринг пять годов к плаванию готовился, а потом и двух месяцев не плавал... А казачий голова, Шестаков, кажется, враз в экспедицию с ватагой своей собрался...
— Слышал я про Шестакова этого... — недовольно проговорил Дмитрий и встал. — Быстро собрался, да быстро и голову сложил. И ничего, кроме вреда, от его экспедиции не произошло. Только водку из камчатской травы гнать научились! Ну, все! Рад был тебя, Харитон, в добром здравии видеть. А теперь пойду я...
— Никуда ты не пойдёшь! — решительно объявил Харитон. — Ты у меня, Митя, жить будешь, и не выдумывай. Здесь Петербурх небось... Куды на постой встанешь?
Так и не отпустил никуда. Ничего не оставалось Дмитрию, пришлось покориться. Всего на год старше Харитон был, а всё равно — брат. Старший...