Ревизия командора Беринга
Шрифт:
Ныряя в волнах, уплыла к берегу последняя шлюпка с четырьмя добровольцами и... не вернулась.
Три дня ходили галсами возле берега.
Сколько раз за эти дни вспоминал Алексей Ильич Чириков ту памятную ночь, когда потерялся в тумане «Святой Пётр». Снова и снова вспоминал, как стоял в зябком тумане на палубе, когда вахтенный матрос доложил, что слышал пушечный выстрел... Слышал этот похожий на хлопок выстрел сам Чириков или не слышал? Тогда кровь стучала в висках от ярости на Беринга. Заглушала все. Сейчас кровь тоже стучала в висках. Только уже от ярости на себя.
Вот она, Америка... Совсем рядом... Где-то там пятнадцать человек его команды... И он ничего не может сделать, чтобы спасти их или хотя бы узнать, что с ними...
Утро 24
Быстро развернулись и пошли навстречу. Но нет... Это были чужие лодки...
«Рассмотрели мы, что лотка гребущая — не наша, понеже оная корпусом остра и гребля не распашная, а гребут вёслами просто у бортов, которая к пакетботу так не приближалась, чтоб в лицо человека можно видеть, токмо видели, что сидело в ней четыре человека: один на корме, а нротчие гребли, и платья было видно на одном красное, которое, будучи в таком разстоянии, встали на ноги прокричали дважды: агай, агай и махали руками и тотчас поворотились и погребли к берегу. А я тогда приказал махать белыми платками и кланяться, чтоб они к нашему судну подъехали, что и чинено от многих служителей, токмо, несмотря на то, скоро погребли к берегу, а гнаться за ними было неможно, понеже ветр был тих, а лотка оная гораздо скороходца, а другая большая лотка, далече не подгрёбши к пакетботу, возратилась, и вошли обе опять в ту заливу, ис которой выгребли. Тогда мы утвердились, что посланные от нас служители всеконечно в несчастьи, понеже штюрману Дементьеву, как отправлен, уже настали восьмые сутки и было довольно время, способного к возврату, и мы к тому месту ходили в самой близости, токмо он не возвратился. А по отправлении боцмана мы от того места не отлучались, а погода была всё тихая, и ежели б несчасгия им какова не случилось, то б по настоящее время уже к нам возвратились. И можно чаять по тому, понеже американцы к нашему пакетботу не смели подъехать, что с посланными от нас людьми от них на берегу поступлено неприятельски: или их побили, или задержали. Однако ж мы ещё до вечера близ того места ходили, поджидая своих судов, токмо ночью для опасения от берегу поудалились, да и ночью имели на кормовом флакштоке фонарь с огнём, дабы, ежели, паче чаяния, выдут, то чтоб могли к нам и ночью притить».
Ждали ещё два дня.
Стучала, стучала в висках Чирикова кровь. Ясно вспомнил капитан, что слышал тогда в тумане похожий на хлопок выстрел со «Святого Петра»...
Бессильно сжимались кулаки. Всё в полном порядке — и сам корабль, и команда, и пушки готовы к бою... А нет... Ничего нельзя сделать, поскольку не осталось никакой шлюпки.
Если бы «Святой Пётр» был сейчас рядом!
А «Святой Пётр» и был рядом в те дни... 20 июля встали на якорь вблизи острова Каяк, чтобы пополнить запасы питьевой воды. Беринг решил не задерживаться у американских берегов.
Когда Стеллер узнал, что ни на малый ялбот, который отправляется за водой, ни на лангбот, идущий под командой Хитрова для обследования острова, его не берут, он взорвался.
— Я понимаю, что мы плаваем в Америку только для того, чтобы привезти в Сибирь немножко американской воды! — закричал он, врываясь в кают-компанию. — Но у меня тоже есть предписание Академии наук!
— Полно вам шуметь, господин профессор... — попытался успокоить его Беринг. — Если вы всё понимаете, то должны понимать, что на берегу пас могут встретить местные жители. По слухам, многие из здешних племён чрезвычайно кровожадны. Вам очень хочется попасть на обед к здешним жителям в качестве кушанья? Лучше садитесь, господин профессор, с нами... Сейчас приготовят горячий шоколад.
— Я никогда не вёл себя, как женщина, господин капитан-командор! — сказал Стеллер. — Попасть на берег — мой долг! До сих пор я преданно служил Её Величеству в соответствии со своими способностями и хотел бы сохранить за собой честь такой службы ещё на много лет. Если я не смогу, господин капитан-командор, высадиться на берег, я непременно сообщу о чинимых мне препятствиях в выражениях, каковых устроители сих препятствий заслуживают!
— Вы просто дикий человек, господин профессор... — улыбаясь, сказал Эзельберг. — Вас невозможно удержать от работы даже перспективой попить горячего шоколада...
Все заулыбались, но Стеллеру было не до шуток.
— Господин капитан-командор! — снова обратился он к Берингу, и голос его задрожал от обиды. — Зачем вы меня принуждаете к непростительному пренебрежению своим долгом?
— Да полно, полно, господин профессор! — опасаясь, что Стеллер сейчас расплачется, сказал Беринг. — Поезжайте на малой шлюпке, коли вам так хочется побывать на берегу... Только не увлекайтесь... И постарайтесь не втянуть Российскую Империю в войну с местными народами...
Теперь офицеры уже откровенно расхохотались.
Шутки, однако, на этом не закончились. Когда Стеллер с казаком Фомой Лепёхиным устроились между пустыми бочками, Свен Ваксель приказал трубачу сыграть вслед уходящей шлюпке.
Трубили, конечно, в насмешку, но Стеллер, стиснув зубы, стерпел и это. Главное, что он попал на неведомый остров.
И, оказавшись на берегу, Стеллер не стал терять времени. Около версты прошёл по побережью, пока не натолкнулся на выдолбленное из дерева корыто. Точно в таких же корытах готовили пищу камчадалы, опуская в них раскалённые на огне камни. Похоже было, что появление моряков прервало трапезу. Остатки её нашлись, разбросанные по траве. Кости, остатки юколы, крупные мидии Якоба, синие мидии — musculi. В пустых раковинах, которые использовались, как чашки, сладкая трава — каттик. Похоже было, что здешние жители — ещё не явился сюда свой Шестаков! — не научились пока изготавливать из каттика водку и использовали траву, подслащивая питьё.
Бегло осмотрев остатки трапезы, Стеллер продолжил путь. Через три версты он обнаружил тропу, ведущую в густой лес, и бесстрашно свернул на неё. Смелость вскоре была вознаграждена. На развилке троп Стеллер наткнулся на скошенную траву. Она явно что-то прикрывала. Стеллер сгрёб траву в сторону и обнаружил под нею каменную вымостку, ещё ниже — деревесную кору, уложенную на жерди. Когда кора была поднята, увидели, что внизу находится погреб.
Здесь стояли лукошки с копчёной неркой, свёрнутая в рулоны еловая заболонь, связки верёвок, изготовленных из морской травы, пучки чёрных гладко выскобленных стрел.
Приказав Фоме Лепёхину отнести в лодку образцы местных «товаров», Стеллер продолжал собирать растения и минералы.
Ему поразительно везло в этот день.
Поднявшись на холм, он увидел в версте от себя дым костра.
Поспешно отправился Стеллер назад к лодке, чтобы оставить там собранные образцы минералов и растений и передать на корабль, что им обнаружены аборигены. Стеллер просил Беринга предоставить в его распоряжение малый ялбот и несколько человек, чтобы попытаться вступить в переговоры с местными жителями.
Примерно через час матросы привезли ответ. Беринг приказывал Стеллеру немедленно вернуться на корабль, иначе его не станут дожидаться и оставят жить в Америке.
Хотя Стеллер, как он сам напишет, и старался изо всех сил не говорить ничего и никому, по возмущение переполняло его, и не утешил Стеллера даже оставленный на его долю горячий шоколад.
«Единственной причиной, по которой не была сделана попытка высадиться на большую землю, были ленивое упрямство и трусливый страх перед горсткой безоружных и ещё более напуганных дикарей, а также малодушная тоска по дому, которая этим господам, очевидно, казалась извинительной... — с возмущением запишет он в дневнике. — Время, затраченное на исследования, можно было выразить арифметическим отношением: подготовка к достижению цели длилась десять лет, самому же делу было уделено десять часов».