Ревизор: возвращение в СССР 4
Шрифт:
— Очень спешил домой, хотел горячего чайку попить, замерз! — улыбнулся я, настроение у меня воспарило до уровня эйфории, — соорудишь?
Бабушка кивнула, а я встал и начал отвязывать мешки от санок. Получилось!!!
Занес их домой и бережно положил около дивана.
— Открывай, интересно же! — тут же оказалась рядышком бабушка.
— Принес? — спросила мама, выходя из комнаты.
— Да, все здесь, — я понял, что осмотр трофеев необходимо осуществить немедленно, или женщины меня совсем не поймут. Развязал мешки и все стал выкладывать на пол.
Вверху оказались картонные
Бокалы оказались цветными, с фиолетовой переливами в одной коробке, и с красными в трех других. В двух коробках они были дополнительно проложены упаковками с фломастерами — я понял, что эти коробки из чемодана Элишки.
На фломастерах были надписи «K-I-N», Pastels и «KOH-I-NOOR». Сам не ожидал, сколько эмоций всколыхнется при виде надписи «KOH-I-NOOR». Это же сколько я таких карандашей и фломастеров использовал за время жизни в СССР! А сколько еще завалялось по разным ящикам и попадало под руку уже в лихих девяностых! А тут — лежат совершенно новенькие пачки фломастеров две по восемнадцать штук, и две по двадцать четыре. Точно не помню, но, по-моему, это было круто — иметь фломастеры с таким количеством оттенков.
— Какие шикарные наборы! — радостно сказала мама, бережно держа один из них в руках, — оставим один для девочки, хорошо?
Я прикинул — можно ли давать их малой в ее возрасте? Там мелкие колпачки, которыми можно подавиться, а если начнет грызть, то наестся всякой химии, что вряд ли полезно.
— Мам, не стоит, — покачал я головой, — раньше, чем через два года ей нельзя их давать, сейчас погрызет да подавится. Они к тому времени выдохнутся. И я не жадничаю — обещаю, что, когда можно будет, я ей самые лучшие найду и подарю, только новенькие.
— Ну ладно! — сказала мама, — давай дальше распаковывай, что там еще есть?
Фух! Вроде не обиделась.
А дальше пошли коробки с деловой обувью, на которых была надпись «Cebo». В моей памяти это ничего не всколыхнуло — я помню, что в Москве в восьмидесятых мы очень уважали саламандеры, но мои женщины пришли в полный восторг:
— Пашка! Померяй немедленно — это самое лучшее, что вообще может быть из обуви!
Нашел свой размер, померял. Туфли, как туфли, сидят, правда, удобно. Я лично совсем не собирался модно одеваться — ни к чему мне выделяться в провинции импортной одеждой и обувью, нечего злить людей, которые не могут это достать. Побьют меня и вещи снимут в каком-нибудь темном переулке. Это все равно, что девушке одеться в мини-юбку и бродить по темному парку ночью, а потом удивляться, что на нее напали. Что я, дурень, что ли? Но мама с бабушкой упорно настаивали на том, что, едва растает снег, я должен буду их носить. Печалька!
Дальше обнаружились кроссовки «Botas» — одна из пар снова мне подошла, что воодушевило моих женщин.
Вся обувь оказалась мужской — поэтому мне сделали внушение, что одна из пар туфлей или кроссовок должна обязательно достаться мужу Инки. Посмотрим-посмотрим!
Дальше
Одни женские расклешенные джинсы отложили для Инны, одни без клеша я отложил для Галии. Надо будет выбрать подходящий момент и подарить. Обрадуется точно. Две пары женских джинсов остались на продажу.
И на самом дне мешка оказались джинсовые костюмы от Йозефа. Все четыре мужские. Все джинсы с клешем. Я этому обрадовался — должны хорошо пойти на продажу.
Глянул на часы — спать уже ложиться было бесполезно, без пятнадцати четыре нужно снова быть около гостиницы, повезем чехов в охотхозяйство, и куда же без меня, раз это культурная программа.
— Так, давайте сразу отложим то, что оставляем, — сказал я, — выберите себе набор бокалов, и один набор для Никифоровны.
Не сразу, но женщины определились — нам достался самый редкий набор, фиолетовый. Я такому выбору обрадовался — он мне тоже больше всего глянулся. Отложили его и набор для Никифоровны в шкаф, туда же засунули все, что женщины отобрали для меня.
А все остальное я засунул обратно в мешки и положил на шкаф. Он был такой старый и поцарапанный, что бесформенные мешки на нем вид его испортить никак не могли.
Посидел с бабушкой и мамой, попили чаю. Неспешно поговорили о том, о сем, пока не пришла пора идти снова на улицу. Собрался и не спеша, больше не боясь машин, прохожих и собачьего лая, выдвинулся. Вот не повезло тем, кого окрестные собаки разбудили полтора часа назад, и снова разбудят сейчас, рапортуя о моем передвижении по частному сектору!
Как и договорились с Галей, вначале зашел за ней — не хотел, чтобы она одна в ночное время ходила по городу. Конечно, ожидать, что она наткнется на хулиганов, не приходилось — чай, не теплый май, холодно еще на улице, чтобы глубокой ночью по ней шляться. Но все же пусть знает, что я буду о ней всегда и во всем заботиться, и лучше буду дуть на холодную воду, чем подвергну ее опасности.
Галя ждала меня возле подъезда — конечно же, под присмотром мамы, чей силуэт был виден в окне. Помахали ей рукой и пошли к гостинице.
Снова появились возле гостиницы слишком рано. Да, автобус, на котором мы должны были выдвигаться, уже был на месте, и члены заводской делегации в нем дисциплинированно сидели, но с чехами снова началась кутерьма, как и в прошлый раз. Они не выходили из гостиницы, не видно было и переводчика, и Шанцев отправил меня разбираться.
Ийржи никак не открывал и не реагировал на стук в дверь, переводчику пришлось брать запасной ключ и вламываться к нему в номер. Дальше они с Йозефом долго будили его. Я стоял в коридоре и радовался, что меня ни о чем не просят, и меня это никак не касается. Рано радовался — когда его все же разбудили и одели, переводчик попросил: