Ревизор: возвращение в СССР 4
Шрифт:
— А Грицын что?
— Сидел как мышь. Небось испугался, что и его приплетут, под раздачу попадёт.
— Аферист, — уверенно сказал я. — Это явно он всё замутил. Альбина вряд ли бы сама такое придумала.
— Это точно. Она не сильна по части «думать», она другим берет, — подтвердила бабуля.
— О, кстати, — вспомнил я про планы на завтра, — я в субботу только к двум на заводе должен быть. По участкам идем?
— Идем, — подтвердила бабушка мрачно, было видно, что предстоящее мероприятие ее совершенно не радует. — Договорились в десять утра встретиться у садового товарищества.
—
— Обычно часа два, если сильных нарушений нет, — ответила бабуля, — участков не так много, пройдем быстро, надеюсь.
— Отлично. Я тогда после этого сразу на завод пойду. Чехов мне в два передадут, так что успею еще за пару часов поесть и работу поделать.
Я пылал энтузиазмом по поводу похода по участкам. Хотелось быстрее посмотреть на все своими глазами и понять, есть ли там хоть какие-то зацепки по кладу Цушко или снова пустышка.
Предвкушая завтрашние поиски, отправился спать. Будильник не заводил, бабуля обещала разбудить.
Утром подскочил сам в восемь часов без всяких будильников. Организм уже привык к режиму, спать совершенно не хотелось. И все было хорошо, пока не случилось небольшое домашнее происшествие. Мама гладила себе блузку на работу и спросонья прижгла ткань. Расстроилась!..
Взял блузку в руки. Ткань в одном месте съехалась, скукожилась.
— Синтетика, — пренебрежительно сказал я, чтобы успокоить маму.
— Это нейлон!.. — воскликнула мама в ответ чуть не плача.
— Я и говорю, синтетика… — последнее слово я проговорил шёпотом потому, что бабушка жестами велела мне заткнуться.
Я чмокнул её и убежал на пробежку, предоставив самой успокаивать маму.
Я помнил эти жуткие нейлоновые рубашки, зимой в них холодно, летом жарко, ещё и электризуются безбожно. Совсем не долго довелось в них походить, но запомнил на всю жизнь. Валялись несколько штук потом долго в шкафу, так и выбросил, не стал носить.
После пробежки помчался на стадион. Погода была самая что ни на есть весенняя, солнце уже не просто светило, но и ощутимо пригревало. Такими темпами снег сойдет совсем скоро.
На стадионе встретил Мишку со Славкой. Молодцы, парни. Не пропускают тренировки. Рассказал им про вчерашнюю охоту и добытый мною трофей. Заработал кучу восхищенных отзывов с некоторым оттенком зависти. Видно было, что друзья впечатлены моими приключениями, мой рейтинг в их глазах явно подскочил еще на несколько пунктов.
Вернувшись домой, застал бабулю уже готовую идти на участки. Наспех позавтракал после обливания, оделся и мы вышли из дома.
Клад, я иду тебя искать!
Участки оказались за больницей. Мы с классом проходили мимо, когда шли в поход, но я не обратил на них внимания.
Обычное советское товарищество с общим деревянным забором, почерневшим от времени, и узкими улочками. Но зато недалеко от дороги стояла внушительная водонапорная башня.
— Здесь водопровод есть? — с удивлением спросил я.
— Летний. Трубы не закапывали, прямо по земле проложили. Зимой здесь нет никого. А летом трубы, если прохудятся, подварить легко, — ответила бабушка.
— Логично.
Мы стояли у ворот и ждали остальных участников сего неведомого для меня процесса.
Буквально через пару минут подошло еще
Покончив с представлениями, мы наконец пошли по участкам. Процедура была простая. Мы подходили к участку, казначей сверялась с тетрадкой, называла владельца, и дальше комиссия фиксировала, есть ли какие-либо изменения на участке и вписываются ли они в правила. По сути, полный бред. Зачем для этого нужна целая комиссия, я так и не понял. Но, учитывая, что цель посещения товарищества у меня была совсем другая, я особо не возникал, а просто внимательно слушал, когда называли фамилии владельцев, остальное стараясь пропускать мимо ушей.
На большинстве участков никаких изменений, а, следовательно, и нарушений, не было. Тем не менее, практически обо всех владельцах участков и их семьях я волей-неволей получал довольно подробную информацию. «Кладезем знаний» служила казначей, которая, похоже, знала все подробности жизни каждого из владельцев и считала необходимым эти самые подробности обсуждать, причем, как правило, в негативном ключе. При этом уровень негатива в оценках был прямо пропорционален количеству и качеству строений на участке. Если на участке присутствовали лишь будочка для инструментов и деревянный туалет, то «человек был хороший, работящий». Если к этим строениям добавлялся небольшой щитовой домик для отдыха, то владелец в глазах казначея уже попадал в категорию «в целом неплохой, но надо наблюдать». Если щитовой домик был чуть побольше и включал две комнатки вместо одной, то владелец был «не без недостатков; ну вы знаете, человек вроде и неплох, но, если копнуть…», и дальше казначей начинала «копать» с таким азартом, что уши вяли. Но самая страшная и вызывавшая наибольший гнев категория, это были те, кто посмел построить на участке более-менее приличный домик, по внешнему виду отличный от сарая. Это были «лица с буржуйскими замашками», заслуживавшие всяческого порицания. Таких участков в товариществе было шесть, и возле каждого нам пришлось простоять минут по десять, выслушивая обличающие речи казначея и требования составить предписание на снос строений и приведение их в соответствие с правилами.
Распиналась только казначей, остальные просто ждали, когда она закончит говорить, а потом председатель спокойно и немного устало пытался ее образумить, говоря, что нарушения небольшие и не надо раздувать из этого скандал. Похоже, все привыкли к склочному характеру Полины Сергеевны и просто переживали общение с ней, как стихийное бедствие. Теперь мне стал понятен бабушкин настрой относительно этой комиссии и ее нежелание в ней участвовать. Если такая процедура у них два раза в год, то это просто печаль!