Революционная сага
Шрифт:
И вот русские уже близко от заповедного города. Но уже не как бойцы, а как ищущие покоя и защиты.
И твердую землю под ногами готов дать не Царьград, не Константинополь, но великий Стамбул…
Только будет ли им покойно здесь? Этот город жестокий боец: он бьет наотмашь, не дает подняться. В его сточных канавах крови по локоть… Кому хочется добавить туда свою?
Геллер проснулся где-то часов в пять вечера. В комнате по случаю высокого гостя было жарко натоплено. Но самого хозяина не имелось.
И Рихард некоторое время просто грелся под стеганым одеялом.
Он разглядывал потолок, беленный, вероятно последний раз в прошлом веке, кусочек неба, который можно было рассмотреть с койки.
Конечно, для него было большой удачей, что Протекторат Великой Ложи добрался и до этого места. Еще больше повезло, что за это время завербованного никуда не перевели, что он не умер.
Впрочем, станционный смотритель выглядел человеком, который бы помог и без всяких паролей.
Рихард поворочался в постели, затем переложив подушку полусел.
За окном шел снежок. Он совсем не походил на тот снег, который Рихард встретил этой ночью. Снежинки падали нечасто и задумчиво, и, наверное, можно было выйти на улицу и разминуться со снегопадом…
Но зачем выходить? Ведь так интересно следить за непогодой из-за окна.
А действительно, может остаться здесь, — подумалось Рихарду. — назваться смотрителю каким-нибудь членом Учредительного собрании в изгнании. Отпустить бороду, спать сколько хочется. Ходить на охоту, бить белок в глаз или куда придется…
…И десять поколений Геллеров дружно перевернутся в фамильных склепах. — подсказало вредное alter ego.
Но к его голосу Рихард привычно не прислушался, и фантазировал дальше.
…А что, за пару лет мир, наверное, изменится, отстоится. Какими бы не были потрясения, в этот крысиный угол они не докатятся.
Впрочем, наверное, здесь даже крысы не водятся.
Как раз в это время в дверь, неся перед собой охапку дров, вошел начальник станции.
— Эй? — спросил Геллер. — А крысы тут есть?
— Нету. А зачем вам?
— Да так, ни за чем…
Смотритель свалил дрова у печки, поставил на огонь чайник, стал раздеваться.
— Про меня никто не спрашивал? — На всяк случай поинтересовался Геллер.
— Да кому вы тут нужны… — покачал головой смотритель. Никто, наверное, и не знает, что вы здесь…
Рихарду сразу вспомнился ночной поезд. Конечно, пассажиры, ехали в нужную сторону, но локомотив-то с кондуктором, наверное, вернулся. Скорей всего какие-то слухи о нем пошли…
Нет, определенно, надо отсюда выбираться.
— А что, к слову, в мире слышно? — притворно зевнув спросил Геллер.
Смотритель виновато улыбнулся:
— Машинисты говорят, что угнали брошенный в депо на Кремниевой панцирный поезд.
— Кого? — не сразу понял Рихард.
— Ну поезд… Панцирник… Бронированный значит…
— Бронепоезд что ли?
— Ну да. — согласился станционный смотритель. — Бронированный поезд. И что характерно: говорят, его за ночь его поставили на бесконечные рельсы. Разметали эстонский большевицкий батальон, ушли к Кокуйским болотам, где вроде бы панцирник и утонул.
— А те, кто были на бронепоезде?
— А шут их знает. Как по мне — так просто врут про панцирник.
Рихард покачал головой: нет, не врут. Но комментировать свой жест не стал. Вместо этого спросил у смотрителя:
— А Кокуй это где?
— Да к северу от нас болото. Верст двадцать всего-то. Сейчас там никто не живет. Но когдась там была деревушка скопцов.
— А отчего "когдась"? — спросил Рихард.
— Да оно ясно отчего. Жили они замкнуто. Из других-то деревень они людей к себе завлекали, да бежали от скопцов люди, что черт от ладана. И староверы их стороной обходили и столыпинские «новоселы». Один поп так и вовсе сказал: человек создан по образу и подобию, по замыслу Божьему. И что-то обрезать — сие против замыслов Бога… В общем, в деревушке скопцов и так народу было негусто, дети по понятным причинам не рождаются. И что характерно — мрут скопцы чаще, чем люди цельные, непочиканные значит. В общем, к одиннадцатому году все там вымерли. А мужики из деревень соседних дождались суши великой да ветра подходящего и уже по мертвой деревне петуха красного пустили. С тех пор место то называют либо Кокуйскими болотами либо Пепелищем опять же Кокуйским.
Геллер опять кивнул.
— А городишко там какой имеется?
— Имеется, как не иметься-то! Великий Кокуй! Деревушка-то скопцов просто Кокуй… Или Малый Кокуй. А то, чтоб отличатся, город — Великий…
— Ладно, ладно, понял… — от Кокуев великих и малых у Рихарад началось легкое мозгокружение. — Что еще говорят?
— Говорят, по губернии носятся четыре черных всадника. Кого не встретят — тем смерть.
Геллер задумался: кто бы это мог быть? Банда колдуна? Там людей побольше, да и не черные они… Хотя, может быть «черные» — это просто «грязные»?
Может быть разговор о Женьке Аристархове, комиссаре при нем, старике и этой девушке… Кажется Ольге? Нет, слава не могла быть такой стремительной.
— И что главное — пули их не берут! — продолжал смотритель. — И сами они не с винтовками, а саблями всех рубят!
— Да сказки это все это про черных всадников… — предположил Геллер.
Но уверенности в его голосе не было. Впрочем, что кого-то не берут пули — Рихард верил охотно. Но отчего при этом не пользоваться огнестрельным оружием? Ведь жертва натурально могла убежать?
На плите стал посвистывать чайник.
— Вставайте что ли. — предложил смотритель. — Чайка попьем.
За чаем опять разговорились.
— Кстати, движение поездов по станции большое? — спросил Рихард.
— Да-да… — ответил станционный смотритель. — Одну минутку.
Он поднялся с места и прошелся к шкапу. Оттуда вернулся с двумя амбарными книгами, кои положил перед Рихардом. Тот едва не задохнулся от пыли.
Геллер наугад открыл книгу. Перед ним была страница, испещренная множеством значков вне столбцов, строк, без пробелов и знаков препинания.